Двойник
Шрифт:
Вместо этого я отправился в морг.
23
В жуткую жарищу в неприятном каменном здании морга царило оживление. Единственной разницей между моргом и кинотеатром было отсутствие яркой рекламы. Мелодрама, притягивающая к себе людей, произошла не на Манхэттене, а в Чикаго.
К дверям морга выстроилась очередь в два ряда. Сюда постоянно входили и спустя какое-то время отсюда выходили люди. От них не требовался официальный костюм, многие «скорбящие» несли с собой фотокамеры. Мужчины были в рубашках без пиджаков, а женщины – в летних платьях. Некоторые дамы были даже
Кровавые тряпицы выглядывали из карманов его брюк. Казалось, что вчера ночью кровь лилась рекой по Линкольн-авеню.
Несколько копов наблюдали за толпой. Их значки были прикреплены к легким синим рубашкам. Они были в фуражках, при оружии. В руках болтались дубинки.
Я подошел к одному из них, плотному ирландцу лет сорока, страдающему плоскостопием. У него были красные щеки и голубые глаза. Я его не знал и надеялся, что он меня тоже. Кроме того, я надеялся, что по моим рыжеватым волосам он решит, что во мне тоже течет ирландская кровь.
– Есть какой-нибудь шанс пробраться внутрь, не выстаивая такую очередь? – спросил я у него. Он улыбнулся и покачал головой.
– Почти никакого.
– Мне бы нужно поговорить с работником морга. Я не собираюсь разглядывать «жмурика». Он почесал голову, продолжая улыбаться.
– Наверное, это можно сделать.
– Вы мне поможете?
– Постараюсь.
– Спасибо.
Я пожал ему руку и для начала передал купюру.
Он провел меня через толпу, повторяя:
– Пропустите, пропустите!
В большом зале на первом этаже мы подошли к тощему парню в белом халате с бледным лицом и тоненькими, словно нарисованными усиками. Его звали Кулхен. Он наблюдал, как пропускали вниз по лестнице группы по десять человек за один раз. В зале не было кондиционера, воздух был тяжелым, сильно пахло потом. Кулхен поманил меня пальцем и вывел в коридор. Мы были одни.
– Я могу отвести вас вниз поближе к трупу, – голос был мягкий и приятный.
Он сжал губы, и его усики поднялись вверх.
– Там сейчас как раз находится группа, и они мне дали пятьдесят долларов.
Это был не морг, а бордель.
– Сколько народу в группе? Он сразу не сообразил и сказал:
– Пять человек.
– Тогда я вам дам десять долларов.
Работник науки, он не стал спорить с моим логическим заключением. Но когда повел меня обратно в зал сквозь шумную толпу, он надул губы и кивнул полицейскому. Тот пропустил нас вниз по ступенькам в подвал. Мы миновали очередь любителей неприятных сцен, которая растянулась на весь коридор. Кулхен провел меня через дверь в довольно большую комнату, где от запаха формалина у меня заслезились глаза. Уж лучше нюхать пот в зале наверху, чем этот формалин. Запах был настолько сильным, что поначалу было даже незаметно, что в помещении
Кулхен провел меня в соседнюю маленькую комнату, где на мраморном столе лежал мертвец, а вокруг него стояли четверо мужчин и женщина. Его тело было прикрыто простыней, а на лице – влажная белая масса. Ее накладывал плотный мужчина с темными волосами, лет сорока, на шее у него болталось полотенце. Увидев нас, он заволновался и сказал:
– Мы из Норт-Вестернского университета, офицер, и у нас есть разрешение снять с него гипсовую маску.
Группа состояла из нескольких молодых парней лет по двадцать и очень хорошенькой девушки с короткой стрижкой темных волос. Как я успел заметить, они не обрадовались моему появлению.
– Я не полицейский, – успокоил их я, а Кулхен прошептал:
– Они делают посмертную маску для Норт-Вестернского музея криминологии.
Никогда не слышал о подобном музее, но мне было на него наплевать.
– Мне нужно на него посмотреть, – сказал я старшему, наверное, он был профессором, а остальные – его студентами.
– Но мы пока не можем снять маску, – нервно возразил он.
– Мне не нужно лицо, я его уже видел, – ответил я. Откинув простыню, я осмотрел тело, обращая внимание на разные шрамы. У меня была своя аудитория – в нескольких футах от меня за стеклянной перегородкой проходили зеваки с открытыми ртами. Они показывали пальцами и делали снимки. Их болтовня почти не доносилась сквозь тяжелое стекло и была похожа на жужжание насекомых.
Перед тем как уйти, я взглянул на плотного профессора и сказал:
– Если вы из Норт-Вестернского университета, почему на вашем полотенце имеется надпись «Воршем-колледж»?
Он посмотрел на тряпку и нервно сглотнул.
– Мы... мы... часто обмениваемся идеями с факультетом Воршема.
– Ну да, и полотенцами тоже!
Он снова сглотнул слюну. Я вывел смущенного Кулхена за руку в большую комнату, где мертвецы, казалось, подслушивали нас, и сказал:
– Воршем – училище для специалистов по похоронам. Эти люди практикуются здесь за ваш счет.
– О, Боже...
– Лучше выгнать их отсюда. Одно дело – разрешить прийти сюда действительно студентам университета, вам за это ничего не будет. Но если узнают, что вы разрешали гробовщикам практиковаться в изготовлении посмертных масок на таком важном вещественном доказательстве, вас могут выгнать с работы.
Он мрачно кивнул головой. Я пошел за ним подальше от запаха формалина и поднялся по лестнице в зал, где воздух был пропитан потом.
Кулхен нашел свободного копа и велел ему выдворить студентов и их профессора-бальзамировщика. Затем он повернулся и с раздражением посмотрел на меня. Его маленькие усики дергались над надутыми губами.
– Вы все еще здесь? – спросил он. Но на этот вопрос никакого ответа не требовалось.
– Вы могли бы поблагодарить меня.
– Спасибо. Вы уже получили удовольствие на свои десять долларов, а теперь убирайтесь.
Я по-дружески положил ему руку на плечо и повел в коридор. Он вновь надул губы, но мне показалось, что ему это понравилось.
– Мистер Кулхен, у меня еще одна просьба к вам, на Другие десять долларов. Между прочим, у меня имеется еще двадцать долларов.
Он закивал головой и даже улыбнулся.