Двойник
Шрифт:
– Зато Анна разбирается.
– Конечно, она же – «мадам», не так ли?
– Это вы меня спрашиваете?
Ее синие глазки загорелись огнем.
– Вы надо мной издеваетесь, чувствуете себя важной шишкой, да?
– Простите, пожалуйста.
Она снова выдохнула дым.
– Да, больше сказать нечего. Он любил одеваться, был весьма аккуратным и чистым, и еще у него была хорошая улыбка.
– Поэтому делать его счастливым, как просила Анна, оказалось не так уж сложно?
– Вот, черт возьми,
– Кажется, правы.
– Я не могла предположить, что полюблю его. Знаете, ему очень нравилась песенка из фильма с Джоан Кроуфорд, который мы смотрели в «Марбро». – Она начала напевать приятным тоненьким голоском: «Всю ночь я только мечтаю о тебе...».
У нее задрожали губы и по щеке потекла слеза.
– У него был хороший голос?
– Он пел и не фальшивил, обожал фильмы и всегда ходил на просмотры новых картин.
– Да, до сегодняшнего вечера. Вам он по-настоящему понравился, да?
– Да.
– Вы не знали, что его собираются сегодня убить?
– Нет.
– Но вы хотя бы понимали, что рано или поздно он погибнет?
– Нет! Я и не знала, что он Диллинджер!
– Зачем вы пришли ко мне, Полли?
– Мне было известно, что вы следили за нами. Об этом мне сказала Анна.
– Она так и сказала? А не сказала она вам, почему я это делал?
– Нет, но предупредила, чтобы я не говорила Джимми, что за нами следят.
– И ничего не объяснила?
Полли отрицательно покачала головой.
– Нет, ничего.
– А вы сами не подумали о причине?
– Мне следовало делать то, за что платили.
– Хорошо, что вы хотя бы честно в этом признались.
– Нат, я говорю правду, поверьте.
– Тогда объясните, зачем вы пришли ко мне. Полли прокашлялась.
– Мне хотелось, чтобы вы знали, что я не имею никакого отношения к тому, что произошло у кинотеатра, что я, можно сказать, «невиновна».
Я чуть не свалился с кресла.
– "Невиновна"?
– Я не знала, что его хотят убить. Я не подставляла его.
– Допустим, но почему вы мне говорите об этом?
– Я просто хотела, чтобы вы об этом знали. Нат, ночь, которую мы провели вместе, для меня стала самой памятной.
– Для вас я был очередным мужиком, к тому же пьяным.
Полли наклонилась вперед, затушила сигарету и мягкой теплой рукой коснулась моей руки, которой я опирался о стол. У нее была милая улыбка. Мне хотелось нырнуть в ее синие глаза.
– Вы хорошо отнеслись ко мне и очень мне понравились, – сказала она.
– Так же понравился, как Джимми Лоуренс?
Она
– Вы – противный человек!
– Может, и так. И я еще жив, но если стану возиться с вами, то это долго не протянется.
– Ублюдок...
– Леди, мой отец женился на моей матери. Не знаю, родились ли вы от брака своих родителей, правда, меня это и не волнует. Я догадываюсь, зачем вы пришли сюда... пытаетесь предстать «невиновной» в моих глазах, чтобы не выглядеть Иудой в женском платье, когда я стану рассказывать все полиции и газетчикам.
– Ты сукин сын!
Я встал.
– Опять ошибочка! Моя мамочка была хорошей и доброй женщиной. Такой же доброй, как Джимми Лоуренс. А теперь выметайся отсюда к чертовой бабушке!
Она встала.
– Подонок! Трахальщик!
– Ты права. Но не сегодня, и не с тобой! Выметайся!
Злая, как фурия, она двинулась к двери, когда за стеклом показалась какая-то тень и кто-то громко забарабанил. Я втолкнул Полли в туалет и приложил палец к губам.
– Ш-ш-ш-ш!
Полли испуганно и удивленно посмотрела на меня. Я запер ее в туалете.
Подойдя к столу, достал пистолет, осторожно направился к двери и стал боком у стены, наполовину состоящей из дерева и стекла. Может, меня и не было видно через матовое стекло, но рисковать не хотелось.
Кто-то хриплым голосом сказал:
– Открывай, Геллер, или мы выбьем дверь!
Мне показался знакомым этот неприятный мужской голос, и так хотелось надеяться, что я ошибался.
– А можешь, не открывать. Мы с огромным удовольствием выломаем твою дверь.
Да, я не ошибался, это был тот самый голос.
Я вернулся к столу и убрал пистолет.
«Господи!» – подумал я, глядя на дверь туалета.
Затем открыл дверь офиса. За ней стоял приземистый плотный мужчина в очках в темной оправе и с седыми волосами. Он обмахивался шляпой. Только так можно было понять, что ему жарко, хотя на нем был надет костюм, а на лице не было ни капельки пота.
У стены в коридоре стоял другой мужчина, плотный и более высокий, с которого ручьями лил пот. Он стоял, напрягшись, будто сейчас должно было происходить опознание преступника.
Маленький мужчина прошмыгнул мимо меня и закрыл за собой дверь, оставив помощника в коридоре.
– Чувствуйте себя, как дома, капитан Стеги, – приветствовал я его.
21
Стеги прошел в комнату и сел на стул, который еще сохранял тепло тела Полли Гамильтон. Я не стал включать общий свет. Света настольной лампы было достаточно. Стеги не желал смотреть на меня. Ну и мне также не хотелось бы видеть его.
Он принюхался и посмотрел на дымящийся окурок в помаде, лежавший в пепельнице.