Двойники
Шрифт:
— Да вот, где-то в половине седьмого высадил из машины у Литейного.
— У Литейного? Странно, не думаете?
— Я не вижу здесь странного. Может, дальше собирался идти пешком, прогуляться хотел, успокоиться.
— От чего успокаиваться? Ну ладно. Вы, значит, его подвозили на машине? Откуда?
— Да от самого их института. Там, видите ли, бесовщина творится… или секретный эксперимент на людях, что, конечно, одно и то же.
— Бесовщина? — Александра Петровна смотрела прямо в глаза нехорошим
О.Максимиан по своему внутреннему чувству мысленно произнес молитву. Александра Петровна вдруг подступила, взяла за локоть и повела по коридору.
— Смотрите, святой отец, любуйтесь. Вам это будет очень интересно.
И чуть ли не втолкнула в спальню, включила свет — электропроводка не пострадала, и лампы исправно, но тускло светили в закопченной люстре.
— Ну что, какой видончик? Впечатляет? Смотрите, смотрите, любуйтесь. Вот на этой постельке наш Голубцов должен был ночевать…
О.Максимиан осмотрелся и вышел в коридор.
— Александра Петровна, я вижу, вы знаете многое, касающееся Данилы Голубцова. Поэтому желал бы серьезно поговорить с вами о нем, об обстоятельствах, — кивнул на дверь спальни. — Мне бы хотелось знать, кто вы ему, если это не секрет.
— А что вам до этого, святой отец? Еще одну заблудшую овцу спасти надоумились?
— Зачем же вы так, Александра Петровна.
— Я сейчас мягкая, податливая. Просто вздорная бабенка. Меня сейчас Данила интересует. О-очень. Нельзя обижаться на одинокую женщину, запутавшуюся в этой скотской жизни. Я ведь совсем одинокая, правда. Голубцов побрезговал мною, словно я червивое яблоко. А я ведь и любить могу, о-очень. Это вы можете себе вообразить, святой отец? Я ему сказала — не хочешь, чтобы была тебе любовницей, буду как мать.
— Не надо вам так говорить.
— А и вправду не надо. Дурье это, у бабы воображение расшалилось. Это он хотел меня своей любовницей сделать. Схватил буквально в охапку и поволок на диван, вот сюда, — Александра Петровна уже была в гостиной, уже плюхнулась на диван. — Вот так. Вы не представляете, скольких сил мне стоило вынудить его с этим обождать. Ведь нельзя же знакомство начинать с постели, вы со мной согласны, святой отец? Да вы садитесь в кресло. Ведь вам есть что мне сказать, а у меня есть что сказать вам. Говорите же.
Отец Максимиан присел в кресло у окна.
— Александра Петровна, прошу вас, называйте меня не святым отцом, а отцом Максимианом, или просто Василий Львович. В ваших устах слово «святой» звучит так, что я себя ощущаю самым последним грешником.
— Отец Максимиан? Ра-аскошное имя себе отхватили, святой отец. Это ж как перевести? Отец Великий? А вы себе цену знаете, великий отец. Теперь я вижу — у вас к Голубцову нездоровый
— Помилуйте, Александра Петровна.
«Экая стерва, прости господи».
— Помиловать? Да вы меня сперва помилуйте. А ведь вы меня стервой еще не видели. Может, желаете?
— Ну-у… так мы ни до чего не доберемся.
— В самом деле. Это вы правильно говорите, святой отец. Так что, вы говорите, там у них творится? Бесовщина?
— Да, несомненная.
— Это он вам так сказал?
— Не совсем. Но то, что я услышал от него и еще одного человека, профессора Тыщенко, приводит к такому выводу. Странная, страшная обстановка там. Но я вижу, что и здесь не лучше.
— Если вы это не про меня, а о спальне, то это его так сотрудники погубить хотели. А зачем он им? Он там у них никто.
«А тебе зачем, стерва? — Максимиан поймал себя на мысли, что хочет припечатать этой самой стерве крестом по голове. — Эк меня бесы».
— А мне, может, он надобен, потому что я и есть стерва, великий отец, — Александра Петровна посмотрела зло.
Поднялась, и уже она на кухне.
Через несколько минут возникла в гостиной, держа поднос с кофейным набором, поставила его на журнальный столик.
— Вы как, с сахаром или без?
— Да как желаете, давайте без сахара.
— Значит, без сахара. Берите.
Отец Максимиан взял чашку крепчайшего кофе и пожалел, что не захотел сахара.
— Александра Петровна, нельзя ли всё же узнать, как вы познакомились с Голубцовым? Насколько я понял, вы знакомы недавно?
— От вас ничего не утаишь. А познакомились мы в военкомате. Да. Данила Борисович Голубцов вызывается на военные сборы.
— Но ведь он работает, насколько я знаю, в секретном учреждении.
— Вот и мне стало любопытно. Дай, думаю, разузнаю в чем дело.
— И в чем?
— А ни в чем. Я ему повестку написала, душевную. Он пришел вечерком ко мне, в учреждение. Там мы и познакомились, к обоюдному удовольствию.
«Повестку написала? Да, может, ты ему эти сборы и устроила?»
— Не смотрите, великий отец, так. Как бы я ему подгадила со сборами, если мы познакомились два дня назад в военкомате? Да и кто я там, в военкомате, такая? Ну а вы как с ним познакомились?
— За одной партой сидели.
— Однокашники. Понимаю. Позволите даме курить при вас?
— Пожалуйста, курите.
— Благодарю. Ну а что вас сейчас свело?
— Случай… Меня пригласили в институт на встречу сегодня.
— Кто?
— Профессор Тыщенко, я уже упоминал его.
— Проехали. Ну и что там? Про бесовщину я уже слышала.
— Там? Госбезопасность, территория обнесена забором, в институт не пускают…
— Мимо. Еще что?
— А крыши, верхнего этажа почти что и нет, колдовство какое-то, наваждение.