Двойное кольцо
Шрифт:
– Поищите синонимы.
– Mein Verlobter?
– Неплохо.
– Всё равно никак. «Mein Gelieber, mein Prinz, mein Verlobter»…
– Либо нужно менять размер, либо переставить слова. Скажем, так: «Mein Geliebter, Verlobter, mein Prinz»…
Он произнес эту строку не моргнув и не дрогнув. И дальше работал с текстом как хирург работает с обездвиженным телом. В группе мало кто знал немецкий дальше нескольких обиходных фраз, но курс аудирования хорошо прочищает мозги и настраивает слух на любую фонетику, вдобавок у всех, кроме нас с ним, были включены лингвочипы, и за всеми действиями магистра Джеджидда студенты следили, затаив дыхание от восторга. Мой подстрочник в его руках превращался в подобие оригинала, не во всем тождественное, но отнюдь
– «Всё невеста и вечно жена» – «Immer Braut und ewig dein Weib».
И тогда едва ли не в первый и единственный раз за семестр магистр поставил Рэо «удовлетворительно», а мне «отлично».
Когда мой перевод показали Карлу, он восхитился:
– Юльхен, я не подозревал, что ты поэтесса!
– Это магистр – поэт, а я так, подмастерье.
– Я всего лишь опытный переводчик, – возразил магистр Джеджидд. – Не путайте искусство и технику.
– А звучит так красиииво, – мечтательно произнесла Иссоа. – Ульвен, ты не мог бы переложить эту песню на уйлоанский?..
– Может быть, если выберу время, – обещал он сестре.
– Я бы спееела… Я уже слышу мелоодию…
В тот день я даже вообразить не могла, что из этого выйдет.
Как обычно, мы встретились у магистра Джеджидда. Маиллы с Ассеном не было, госпожа Файолла, пообедав с нами, ушла по делам, обещав вернуться не поздно. Мы сидели в малой гостиной и впятером наслаждались непринужденной беседой. Я рискнула спросить у магистра Джеджидда, не слишком ли мы зачастили к нему в выходные, но он ответил: дескать, если он сам нас зовет, значит, это не просто вежливость. Ему нужен дружеский круг. При его положении завести друзей почти невозможно. В колледже все другие преподаватели общаются с ним чрезвычайно корректно, с большим уважением, но отстраненно. Госпожа Файолла порой принимает здесь близких и дальних родственников, но магистру не все они интересны. Маилла с Ассеном – да, остальные – не в равной степени. Как я поняла, со старшей сестрой, госпожой Ильоа, у него большой близости нет, хотя она, на мой взгляд, достойная и приятная дама. Но она занимается только домом, светской жизнью и благотворительностью. Им с братом не о чем разговаривать. Приглашать ее в нашу компанию тоже не стоит, она плохо владеет даже простой космолингвой. И она не сможет участвовать в наших разноязыких беседах на самые изощренные темы, вроде астрономии, поэтических переводов и искусства игры на скрипке.
Мне кажется, есть и другая причина, по которой Ульвен постепенно отдаляется от семьи. Я думаю, что, когда нас тут нет, госпожа Файола вновь и вновь заводит с ним речь о женитьбе. У нее, конечно же, есть основания беспокоиться.
В начале нашего с ним знакомства я вообще не могла понять возраст магистра Джеджидда. Напрямую спросить об этом я до сих пор стесняюсь, а на сайте Колледжа его биографии нет – только сведения о карьере. Но я логически рассудила и высчитала, что ему, наверное, около тридцати. Со сравнительной хронологией в космосе дело обстоит непросто, однако теперь мне ясно, что он, хоть не юноша, но далеко не старик. Поэтому в другие дни в гостиной дома семьи Киофар появляются уйлоанские знатные девушки, в надежде, что принц Ульвен какой-то из них увлечется. Или просто взвесит все за и против и сделает не связанный с чувствами выбор. Но он избегает встреч с претендентками, оставаясь до вечера в колледже. Говорит, работает над диссертацией. Там у него кабинет, оснащенный всей техникой и каналами связи, недоступными здесь. В выходные же он имеет право звать в свой дом тех, кого действительно хочет видеть. То есть нас. Меня и двух баронов, отца и сына. Это более чем прилично, мы – фактически уже семья, к тому же я – подруга Иссоа и ученица магистра Джеджидда. А Иссоа – ученица моего жениха. Карл теперь понимает, что я имела в виду, уверяя его, что он скоро совсем перестанет обращать внимания на наши различия. Думаю, назови сейчас кто-нибудь посторонний Иссоа «царевной-лягушкой», Карл бы первым испортил ему интерфейс (в прежней жизни я сказала бы просто «дал в морду», но будущей баронессе лучше избегать жаргонизмов).
Мы отнюдь не всегда развлекаемся дома. В гостиной проходят лишь наши трапезы и музыкальные занятия Карла с Иссоа. Но если погода хорошая, мы отправляемся кататься на лодке по озеру Ойо. У семьи Киофар, а точнее, у принца, есть своя небольшая яхта. Она называется «Илассиа» (это вид морских уйлоанских птиц) и может быть то парусной, то гребной, то моторной – в зависимости от желания и ситуации.
Иногда Ульвен вызывает наемного капитана, но чаще мы обходимся своими силами. Всё-таки среди нас трое мужчин. Карл сияет от счастья, когда у него получается самостоятельно править лодкой и ставить парус. А поскольку озеро Ойо в обычное время тихое и даже дремотное, мы обычно выруливаем подальше от берега, а потом дрейфуем, любуясь видами Тиастеллы, очертаниями Эттая, облаками и контурами гор Седжэхх и Маджэхх далеко на юге.
Во время последней прогулки по озеру, пользуясь тем, что никто посторонний нас не слышит, Иссоа запела. Она не нуждалась в сопровождении. Гармонию вместе с голосом создавал весь пейзаж – и вода, и воздух, и легкая дымка на горизонте.
Над озером плыл перевод того самого стихотворения на уйлоанский. Я не сразу узнала его. Ульвен кое-что изменил. Вместо принца там появился «владыка души». Золотые нивы стали золотистыми тростниками, но «повилика» осталась сама собой: слово звучит совершенно по-уйлоански, и пусть оно слегка загадочно, так даже лучше. Никаких церковных свеч в уйлоанском быть не могло, но возникли «светильники у очага». Лишь в конце всё совпало с оригиналом. «Всё невеста – и вечно жена»…
– А теперь по-немецки, – попросил Ульвен.
Она спела еще раз почти то же самое, но на немецком, немного с другими интонациями и измененными мелодическими оборотами.
– Lorelei… – восхищенно проговорил Карл.
– Loorelei? Waas ist daas? – спросила Иссоа на своем милом и мягком немецком с уйлоанским протяжным произношением.
Карл с отцом рассказали старинную сказку о рейнской русалке, губившей пением рыбаков. Мы с магистром переводили с немецкого на уйлоанский, поскольку Иссоа еще плохо знала немецкий язык.
– Неее, – запротестовала Иссоа. – Я же никого не гублю. Я вообще не пою при чужих.
Карл смутился и бросился объяснять, что Лорелея в немецкой поэзии – это образ недосягаемой красоты, сочетание тайны и музыки в женском обличии.
– А, так она алуэсса! – догадалась Иссоа. – Тогда ничего. Я согласна. Ты можешь, Каарол, звать меня Лоореллай.
– У тебя без того прекрасное имя, – ответил мой галантный жених. – Правда, Юльхен?
– Не имя, а песня, – согласилась я, вызвав одобрительный взгляд Ульвена. Он очень любит свою сестру, и теперь я знаю, как он умеет любить.
– Я должен вам кое-что рассказать, – вдруг с серьезным видом произнес Ульвен. – Мои родные, кроме Иссоа, уже осведомлены.
– Браат, не пугай! – встрепенулась Иссоа.
– Не бойся, моя дорогая. Ничего ужасного ты не услышишь. Но Юлии это тоже касается, поэтому лучше ей знать заранее.
Тут уж пришла моя очередь сильно насторожиться. Радости это вступление не предвещало. И конечно же, если бы речь зашла о его предстоящей женитьбе, меня она затронуть никак не могла. Ну, реже бы стали встречаться, и только.
– Я должен уехать, – признался магистр. – Семинар по поэтическому переводу нам придется прервать или закончить досрочно, остальные курсы я передам декану Темаре Ассур.
– Вас… долго не будет?
– Не знаю. Надеюсь, нет. Туда и обратно. Космолет аисянский, перемещение будет почти мгновенным. Но межпланетные путешествия не всегда предсказуемы.
– Вас снова вызвали разбираться с каким-нибудь неизведанным языком? – предположил барон Максимилиан Александр.
– Нет, мой друг. Я лечу защищать диссертацию.