Двойное небо

Цой Анна

А после…

— Заедем за тортиком? — улыбнулась я Лёве.

Он как обычно внимательно смотрел на дорогу. Хмыкнуть ему это не помешало.

— А повод? — свернул к магазину он.

— У меня сегодня день рождения, — улыбнулась ему слегка вымученно.

Мог бы и узнать, наверное.

— Уверена, что сегодня? — заставил меня засмеяться он.

Я открыла дверцу и вывалилась на улицу.

— Уверена, — подбежала и повисла на его локте я.

— В твоём этом… — он нахмурился, — Вконтакте

написано, что через месяц.

— Ты есть Вконтакте? — удивилась, проходя в открытую мне дверь, — знаешь, я теперь точно тебя боюсь.

— Нет, — поджал губы он, — меня там нет. Я хотел посмотреть на тебя там, — он улыбнулся, глядя на то, как я разглядываю витрину, — Давид сказал, что там есть фотографии.

Я внимательно в него вгляделась.

— Твой сын? — догадалась.

Он кивнул. Я закусила щеку изнутри.

— Вот этот, — указала продавщице.

От оплаты Лёва меня уберег. Как и от того, чтобы нести запечатанную коробку.

— И ещё свечи, — вспомнила, когда мужчина уже повернулся на выход, — вот эти. С цифрами. Один и девять, пожалуйста.

То, с каким выражением оплачивал их Лёво, сложно передать.

— Что-то случилось? — я положила тортик под лобовым стеклом.

Лев отстранённо следил за ними, пристегиваясь.

— Тебе девятнадцать? — через несколько минут, пока мы ехали к его квартире, спросил он.

Я кивнула и улыбнулась:

— С сегодняшнего утра, да, — разглядывая его лицо, — а ты думал сколько?

Вид у него и в самом деле был ошеломлённый.

— Двадцать пять, — ответили мне, заставив перестать улыбаться, — как минимум.

Было обидно.

— Я так старо выгляжу? — поджала губы.

— Ты на год младше моей дочери! — вырвалось у него злое.

Я поджала ноги ближе к краю сидения. Остальная дорога прошла в молчании. Пока мы не остановились у подъезда.

— И что? — хмыкнула я, — как будто это что-то решает! — взяла свечи я, — мы с тобой вместе, Лёв и… — щёки покраснели, пока я приближалась к его лицу и целовала, — я-я… ты мне очень нравишься, — не смогла сказать так, как нужно было, — очень.

Взгляд глаза в глаза. Только в ответ на мой влюблённый он смотрел хмуро.

— Пойдём, — вышел из машины.

И весь вечер его лицо выражало задумчивость, помимо тяжести, с которой не смогла справиться и я. Он отвёз меня до дома родителей, даже не поцеловав в ответ. А через два дня, когда он снова приехал ко мне, и я надеялась на поздний подарок…

— Ты меня бросаешь? — смотрела на того самого холодного мужчину из незнакомой машины в дождливый день я.

Он был такой же устало-безразличный, как тогда. Как в тот самый день, когда мы познакомились.

— Я прошу у тебя прощения за то…

— Т-ты сказал, что намерения серьёзные! — выдохнула я.

Из моих широко раскрытых глаз успели побежать слёзы.

— Ты с-сам говорил… — задохнулась я.

— Именно за это я и извиняюсь, — холодно процедил он, — Камила…

— Пошёл ты, — почти откинула от себя столик я, — как использовать меня… — вскочила на ноги и направилась на выход, — а он… — обернулась на секунду и врезалась в него с размаху, — отвали от меня со своей этой… — толкнула его, но больше оттолкнулась сама, — лживой заботой!

Он смотрел на меня с сожалением.

— Она не была лживой, — уверенные слова, идя за мной, пока я одевала куртку и выходила на улицу, — я отвезу тебя в обще…

— Не подходи ко мне! — откинула от своего локтя его руку, — иди и… влюбляй в себя ещё какую-нибудь дуру, вроде меня!

Он опешил. Я почти побежала через дорогу. Телефон вибрировал в кармане, не переставая.

Не помню, как я оказалась дома. Помню только то, что там была мама, понявшая всё без слов и почти заставившая остаться у них на целую неделю. Учёба осталась где-то на втором плане, а я чувствовала себя настолько неживой, что моя комната успела напитаться страданиями.

— Опять цветы, — на восьмой день отчитывалась Марина, — вчера были другие и меньше. Он с каждым днем всё больше извиняется, — она грустно хмыкнула, — может у него всё же есть совесть?

Слёзы кончились.

— Скорее у него манера такая, — выдохнула я.

— В любом случае вчерашние были вкуснее, — начала чавкать она, — или мне уже всё сладкое мира приелось за эти семь дней.

Я улыбнулась. Получалось плохо.

— О! Серьёзно? — явно поднялась на ноги подруга, — нет, Камил, у него сегодня видимо день тяжелый — вот это букетище!

— Курьер? — спросила и так всё понимая, потому что на этот звонок наложились гудки второй линии.

Я взглянула на номер. Он звонил мне всё это время. Писал, а я не могла добавить в чёрный список и заблокировать. Я хотела чувствовать, что ему не плевать.

— Тут записка! — восхищенно пискнула Марина, — мм-м… отбой. Написано, что к-хм… «не будет тебе докучать». Господи, что за слово такое?

Гудки прекратились. А слёзы наоборот — появились заново.

— Я потом перезвоню, — прошептала и отключилась.

И пошла на следующий день в универ. Не желая ни с кем говорить, но понимая, что меня отчислят, если я это не сделаю.

— Может кафе? — стоял рядом со мной Егор, — Камил, я серьезно.

А я смотрела на темную машину на парковке у общежития.

— Ты идиот? — прямо спросила Юля, — ты вообще видишь её сейчас? Да у неё глаза красные не потому, что она ночью телик смотрит, а потому…

— Мне пора, — махнула им рукой, заставив молчать и смотреть, как я иду.

— Ты куда? — нахмурилась Юля.