Двойное попадание
Шрифт:
И еще у меня возник вот какой вопрос – а те люди из будущего, с которыми мы общаемся каждый день в нашем мире – они что, другие? Ведь их речь, хоть и порой своеобразна, но весьма понятна. Поразмыслив немного, я решила, что они, видимо, просто стараются выбирать при общении с нами понятные выражения. Впрочем, многие (такие как Василий, к примеру) без всякого напряжения говорят понятно и правильно.
И вот в основном этот феномен занимал мой разум сегодня. Ну, и еще я продолжала осмысливать свои впечатления. Мамины расспросы помогали мне в этом. Но, естественно, я не все ей рассказывала, щадя ее впечатлительную натуру.
Кроме того, меня грела одна приятная мысль. Мысль о предстоящем свидании с Васей… О, каким героем он мне казался, каким привлекательным мужчиной!
Кстати, о штанах. До последнего я оттягивала тот восхитительный момент, когда смогу примерить обновки, среди которых были и джинсы – мне не терпелось надеть их и покрутиться перед трюмо, рассматривая себя со всех сторон. И вот чаепитие закончено, время до свидания еще есть и можно заняться разборкой покупок.
Удивительное дело – то, что вчера мы с Мариной выбрали для меня, сегодня мне понравилось, и даже очень. Наверное, вчера меня смущала атмосфера в том магазине – кругом люди, зеркала, ты на самом виду… А в домашней обстановке я спокойно примерила на себя обновы и осталась довольна. Мама только цокала языком – ей тоже понравился мой гардероб по моде будущего. Ну, мы старались выбирать все приличное… Видела бы мама, что там продают – юбочки размером с носовой платок и рейтузики, которые Марина называет «шортами» и на полном серьезе утверждает, что такие у нее имеются. Ну, не знаю, удастся ли мне когда-нибудь воспринять подобные предметы одежды без чувства стыда и неловкости, но пока что максимум, на что я готова – это облачиться в «джинсы» – такие же, какие носит моя подруга. Естественно, облачиться для выхода в двадцать первый век… Остальная одежда тоже исключительно для этих целей.
Перемерив все купленное и оставив на себе фиолетовую блузку с коротким рукавом, я натянула джинсы. И вдруг мне ужасно захотелось остаться в них, и в них же пойти на свидание…
– Буду в них ходить! – решительно заявила я, поворачиваясь к зеркалу то одним боком, то другим. В джинсах было удобно. Я казалась самой себе смелой и свободной от условностей обитательницей двадцать первого века. Мне нравилось, как упругая ткань облегает попу и бедра, подчеркивая достоинства фигуры. Наверное, понравлюсь Васе в таком виде…
Мама же всплеснула руками и осуждающе покачала головой.
– Варенька, это же неприлично – ходить в таком! – сказала она.
– Да? Почему? – расстроилась я. – Марина же ходит…
Слова мамы меня расстроили. Я не могла не считаться с ее мнением. А уж становиться в ее глазах легкомысленной мне очень не хотелось…
– Ну, то Марина… – сказала мама, продолжая внимательно меня разглядывать. – К ней-то наши люди привыкли, знают, что не наша… А тебя осудят, если выйдешь в такой одежде. Так-то мне нравится, но люди-то не поймут… Вон, обтянуло все – скажут, что будто голая…
– Ну мама! – воскликнула я, выразительно сжав кулачки. – Тебе же нравится! Не все ли равно, кто что скажет? Какое нам дело до разговоров досужих кумушек? Там, в будущем, еще и не так ходят – а вообще с голыми ногами! И никто даже не смотрит! Там вообще, если хочешь знать, девушки полулысые ходят, с кольцами в губах, с татуировками! – от избытка эмоций я топнула ногой. – А почему мне нельзя одеться так же, как моя подруга? В джинсах нет ничего неприличного!
Мама поджала губы – это означало, что она недовольна моим бунтарским поведением. Нет, она не стала бы меня ругать, если бы я сделала по-своему. Не стала бы устраивать сцен, имей я дерзость ослушаться ее… Просто она стала бы холодной со мной, а это казалось мне самым страшным. Она это умела – без бурных выражений чувств показать свое неодобрение. Дворянка! Общественное мнение многое значило для нее. А вот я, разок уже хлебнув свободы будущего, ощутив его ритм, вдохнув его воздух, остро ощущала несправедливость этого положения вещей. О, я уже была отравлена этим будущим… Оно въелось в меня и бесповоротно изменило. Оно мне нравилось – и ничего уже нельзя было с этим поделать. Я уже тосковала по нему, я снова хотела туда, в Россию двадцать первого века… Я хотела стать похожей на тех эмансипированных, уверенных в себе, ярких и деловитых женщин, которых я видела там – с необычными стрижками, маленькими сумочками, на высоких каблуках… Я смотрела на себя в зеркало – и видела себя такой же, как они. Но здесь я никогда не могла бы стать такой…
Я тяжко вздохнула. Да, соблазн велик, но на свидание с Васей я сегодня надену что-нибудь поскромнее. Я не стану портить отношения с мамой – она у меня одна из всех близких людей…
При мысли о предстоящем свидании я машинально глянула на часы – они показывали начало седьмого. Со вздохом я сняла джинсы, сложила все новые вещи в шкаф и надела ситцевое платьице в горошек, с белым воротничком. Сердце мое возрадовалось, когда я увидела в глазах мамы одобрение. И все стало неважным по сравнению с этим взглядом любимой моей мамочки… Я подошла к ней и обняла за плечи, собираясь сообщить о том, что у меня свидание с молодым человеком. Но она опередила меня.
– На свидание собралась? – лукаво спросила она.
Я покраснела – ну вот ничего не могу с собой поделать, всегда смущаюсь в такие моменты.
– Да… – ответила я. – Мам, он… Он ОТТУДА… – И совсем уже тихо добавила: – Его зовут Василий… Это он меня вчера до дома довез…
Она несколько секунд молчала, глядя на меня с любовью. А потом сказала с улыбкой:
– Дай Бог, дочка… Иди… Чует сердце мое, что хороший он человек, твой Вася…
И такое облегчение мне принесли эти ее слова, что я бросилась к ней на шею и расцеловала, радостно смеясь. После чего стала быстро собираться на свидание.
9 сентября 1941 года, 07:45. Брянский фронт, Кричев Командующий Брянским фронтом генерал армии Георгий Жуков
После разгрома и отступления к Чаусам 41-го моторизованного корпуса (что обезопасило левый фланг Кричевской группировки) батальонные тактические группы потомков, облепленные густыми массами советской пехоты (в основном штрафников) стали оказывать несколько преувеличенное внимание 56-му моторизованному корпусу Манштейна. В результате, неся тяжелые потери, Манштейн попятился, и бои теперь гремели уже значительно севернее Кричева. Чем дальше продвигались потомки, тем быстрее отступали перед ними немецкие части. Моторизованные части отходили на Мстиславль, пехота частью на Мстиславль, частью, вдоль железной дороги, на Ходосы.
Еще недавно почти полнокровный 56-й мотокорпус, потеряв значительную часть живой силы и техники под ударами «потомков» и натиском стрелковых «штрафных» батальонов (в пехотных ротах осталось по 20-25 солдат, в танковых по 1-2 танка), начал разваливаться на части, и чем дальше, тем быстрее шел процесс дезорганизации. Да какие они штрафники?! Побывал Жуков в нескольких таких батальонах, вооруженных и экипированных потомками гораздо лучше большинства стрелковых частей РККА. А все потому, что сражались «штрафники» в непосредственном взаимодействии с батальонными тактическими группами «потомков», и их боевая устойчивость сильно влияла на общий успех операции. Отсюда – и по пулемету «Калашникова» и гранатомету в каждом отделении, в каждом батальоне минометная батарея, взвод тяжелого оружия (крупнокалиберные пулеметы с мобскладов будущего), а также одна рота, экипированная и обученная как штурмовая (каска, бронежилет, разгрузка, двойной комплект гранат и автомат Калашникова, образца 1947 года).