Двойное золотое дно
Шрифт:
«Ох, как интересно», — подумала я и мысленно сочинила концовку истории. Что-то вроде: «Но она оказалась журналисткой, и я ее интересовал лишь как объект исследования».
Но Илья Владимирович сказал совсем не это, чем страшно меня разочаровал. То есть поставил под сомнение мою интуицию.
— Женщина мне понравилась, — сообщил он. — Не красавица... но в ней было нечто такое, что не описать словами, то, отчего мужчина сходит с ума... Умна... Приятна в общении... В общем, мне очень понравилась...
И очень хочу надеяться...
— Илья — вы гений! Великолепный финал! Просто здорово, — взвизгнула я от радости за финал статьи. Но за себя... В моей душе, как говорится, заскребли кошки.
Ельчанинов достойно завершил мои литературные потуги, оптимистично и с грифом «продолжение следует».
Меня беспокоила только одна мысль. А что, если он рассказал чистейшую правду? С момента нашего знакомства прошло три дня. Он вполне мог провести один из вечеров с этой прекрасной незнакомкой. Я же сама ему говорила, что наша встреча в зачета не идет, потому что я преследовала совершенно иные цели.
И тем не менее, Илья заслужил мою признательность и благодарность. Если бы не он, ничего бы я не накарябала. Обсуждать подобные вопросы с Борисом Щербининым язык бы у меня не повернулся.
— Спасибо вам огромное. Фактически авторство материала принадлежит не мне, а вам, — честно призналась я, наступая кованым сапогом на горло своей самоуверенности. В конце концов, без его рассказа и его финала действительно ничего бы не получилось. Ну, не виноват же он, что умнее меня. — Даже если Поливановой не понравится мой стиль изложения — переделает! Главное — сюжет найти!
— А почему Поливанова? — вдруг заинтересовался Илья.— Вы говорили, что ваша подруга — редактор «Городских новостей».
—Ну, да.
— Мы с ними подписывали контракт на рекламу. Действительно, помню — была женщина. Однако ее фамилия то ли Починок, то ли...
— Войченок, — подсказала я и не смогла удержаться от нервного смешка. — Ирка — моя одноклассница. Мы знакомы с семи лет, дольше, чем она собственного мужа знает. Поэтому я ее девичьей фамилией и называю. В действительности она — Войченок. Ирина Андреевна Войченок.
Смеялась я потому, что Ирина терпеть не может фамилию мужа. «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик», — цитировала она, возмущаясь, что фамилия мужа не склоняется. Значит, совершенно непонятно, о ком идет речь — о мужчине или о женщине. Подруга и менять свою девичью не хотела, но обычно уступчивый Витек на сей раз уперся рогом. И Ирише пришлось подчиниться. Она, конечно, отыгралась потом по полной программе, но это уже их внутреннее дело.
— Все понятно, — удовлетворил свое любопытство Ельчанинов. — Ну так как? — напомнил он.
— Что как?
— Принимаете мое приглашение? — Глазки гостя заискрились хитринкой.
«О, господи! О чем это он?» — лихорадочно соображала я, прокручивая наш разговор. Полной идиоткой и склеротичкой выглядеть не хотелось. Особенно по сравнению с той, воображаемой (или реальной) дамой сердца господина Ельчанинова. «Он же о встрече с друзьями!» — наконец дошло до меня.
— С удовольствием. А когда?
— В четверг. У нас общий сбор в четверг.
Я искренне огорчилась. Даже сильнее, чем могла предположить. В четверг ничего не получится.
— К этому времени моя лодыжка, конечно, уже придет в норму. Однако взгромоздиться на шпильки я еще не сумею, нечего и пытаться. А туфли на низком каблуке к вечернему наряду не идут.
— Ксюша, вы истинная женщина! — восхищенно улыбнулся Илья. («Да?! Говорите, говорите, мой дорогой!») — Но таких жертв не потребуется. Одевайтесь, обувайтесь, как вам удобно. Наш «светский раут» будет проходить на свежем воздухе и не предусматривает ни фраков (к счастью), ни платьев с декольте (к сожалению).
Чтобы не показаться невежливым (в прошлый раз засиделись допоздна), мой гость стал собираться. Мы договорились, что он заедет за мной в четверг в десять утра, а потом привезет обратно.
— До свидания. До четверга. Спокойной ночи, — попрощался Илья Владимирович.
На сей раз бегством он не спасался, но уходить тоже не очень-то и хотел. Чайные глаза что-то пристально изучали на моем лице. Возникло неловкое молчание.
За многие годы практики подворачивания ног я досконально изучила манеру цапли стоять на одной ноге (чтобы не нагружать подвернутую). Однако, желая прервать наступившую паузу, пришлось притвориться крайне неловкой...
Намек Ельчанинов понял и ушел. Но мне опять показалось, что дай ему волю...
Никакой воли давать ему я не собиралась. У нас чисто деловые отношения, и если он мне помог, по моей просьбе, то это еще ничего не значит. И статья об «афганцах-чеченцах» целиком и полностью его инициатива.
Может, ему делать больше нечего? Или он так развлекается?
На следующий день я наслаждалась покоем.
Ни звонков, ни визитеров не было. Кроме Коти, который во время моей болезни позволил себе воспользоваться ключами от квартиры, чтобы мне не пришлось лишний раз вставать.
Константин Михайлович долго удивлялся, что в моем холодильнике полно еды, которую он не приносил. Мне с честными глазами пришлось соврать, что вчера заходили девочки и это они натащили. Я не боялась разоблачения. С моими подругами Костя дружбы не водил, поэтому маловероятно, что бросился бы проверять мои слова. Хотя подозреваю, что он мне не очень поверил. Но главное, промолчал.
О завтрашней поездке на лоно природы я также благоразумно промолчала. Ну скажите, зачем мне лишние неприятности? К тому же страстное желание Антименко оберегать старую подругу уже находилось на маниакальной грани. И что будет, если эту грань переступить, мне, по многим причинам, узнавать не хотелось.