Двойной запрет для миллиардера
Шрифт:
— Подожди, я сейчас, — ухожу в ванную, набираю воду в ковшик.
Беру чистое полотенце и обтираю спину, грудь, руки. Громов молчит, но его взгляд слишком красноречиво благодарный. Повторяю несколько раз и обтираю насухо.
— Все, теперь ложись спать, я заварю тебе чай, — встаю с корточек. Ноги я обтирала в последнюю очередь.
Внезапно мои руки попадают в плен широких крепких ладоней, и я удивленно поднимаю глаза.
— Спасибо тебе, малыш, — Марк осторожно вынимает из рук полотенце,
— Что ты, — смущенно мямлю, отбирая руки, — ничего ты мне не должен.
— Ты спасла мне жизнь, Каро, — он не отпускает, смотрит прямо в глаза твердым взглядом.
— Да я просто… — продолжаю мямлить, но Громов решительно обрывает.
— Тебе надо научиться принимать благодарность, Каро. В этом ничего плохого нет.
Не могу вынести его взгляда и отвожу глаза.
— Марк, ну правда…
— Пообещай, что ты примешь от меня любую благодарность, Карина. Примешь и не будешь отказываться, — Громов сжимает руки, и я удивленно вглядываюсь в его напряженное лицо. Его глаза сейчас такие темные, что зрачок сливается с радужкой.
— Хорошо, обещаю, — сдаюсь я, — только отпусти, мне надо заварить чай. И я тоже хотела бы принять душ.
— Иди, — Марк выпускает меня с видимым сожалением и перебирается на кровать, а я спасаюсь бегством на кухню.
Пока закипает вода в чайнике, быстро принимаю душ в гостевой комнате. Спать буду в родительской, оттуда окна выходят во двор. Не прохлопаю, когда с утра придут работники.
Завариваю чай и пока он настаивается, делаю бутерброды с маслом и козьим сыром. Что-то посложнее Марку пока не стоит есть, чтобы не перегружать желудок. Да и честно, у меня нет уже никаких сил.
Ставлю чашку с чаем на поднос, выкладываю бутерброды и несу в свою комнату. Временно бывшую. Но когда толкаю ногой дверь, натыкаюсь на заледеневший взгляд.
Марк полусидит в кровати, опираясь на подушки, и исподлобья смотрит на экран телевизора. Там диктор сухим будничным тоном комментирует кадры с разбитым спорткаром. Уже пустым.
— В результате аварии от удара о дерево Марк Громов скончался на месте. Тело его брата Мартина пока не нашли.
Следом идут кадры с аквалангистами, которые ныряют в том месте, над которым разбился автомобиль.
Молча ставлю поднос на столик, беру телефон и захожу в облако. Пролистываю записи видеорегистратора, там набежала целая толпа — полицейские, медработники и те же аквалангисты.
— Они решили, что это не Марти, а я, — говорит Марк безжизненным голосом, — потому что знают, что я всегда за рулем, когда мы едем вместе.
— Как вас можно спутать? — не скрываю удивления. — Вас что, никто не может отличить?
Теперь очередь Громова смотреть удивленно. Если не сказать, с подозрением.
— Могут. Родители и доктора.
— Какие доктора?
— Я же постоянно прохожу медосмотры, малыш. На меня есть целое досье, медицинская карта называется. Там все мои переломы и вообще, вся история. Достаточно сравнить.
Мне нечего сказать. Слова утешения застревают в горле, а сменить тему сейчас кажется просто кощунством.
Я хотела бы сказать, как мне жаль Мартина. А еще больше жаль самого Марка, который весь как будто заледенел. Даже в ушах лед, потому что он меня не слышит.
Но я не могу. Я могу только налить чай в чашку и предложить бутерброд. А это сейчас последнее, что надо Марку.
Глава 8
Ухожу спать в спальню родителей и проваливаюсь в сон, лишь только голова касается подушки. Но я сплю очень чутко, поэтому очень скоро просыпаюсь от непонятного шума. Первое время пытаюсь сообразить, что меня разбудило и почему я не у себя в комнате.
Память прорезает словно лучом прожектора, и перед глазами встает вчерашний день во всех его жутких подробностях. Дико хочу спать, но из моей комнаты доносятся неясные звуки, и я с сожалением сползаю с широкой родительской кровати.
Свет в коридоре я с вечера приглушила до минимума, а двери оставила раскрытыми. Плетусь в свою комнату, жутко зевая. На часах всего два ночи. Это так всю ночь будет? Может, стоило принести туда раскладушку? Я не вынесу, если придется так бегать всю ночь.
Клянусь, если Громову вздумалось прогуляться по дому, я его придушу.
Но Марк не гуляет, он лежит на постели, разметавшись, и бормочет что-то под нос. Прислушиваюсь и цепенею. Он зовет Мартина, и у меня сразу пропадает желание злиться.
Кладу ладонь ему на лоб. Все ясно, у него снова поднялась температура. Дядя Андроник предупреждал, что так может быть.
Включаю прикроватный ночник и иду за таблетками, вода стоит возле Громова на тумбочке. Беру его за плечо и легонько трясу.
— Марк, проснись, нам надо выпить лекарство.
— Что? Где? — он схватывается, стиснув мою ладонь так сильно, что я вскрикиваю.
— Отпусти, мне больно!
— Прости… — Громов выглядит ошарашенным, и я подношу на ладони таблетку.
— У тебя снова жар. Выпей, это жаропонижающее. А потом я тебе дам настойку, которую дядя Андроник прописал.
Марк послушно берет таблетку, я отмеряю ему ложку Андроникового зелья.
— Пей.
— Я тебя разбудил, Каро, — говорит он сипло.