Двойня для решалы
Шрифт:
– Ну, ладно тебе, это же и моя идея была. Ты ведь уверен был, что она подпишет, скажет, что ты всю ночь провел с ней…
– Да я и провел! Я всего то на час вышел…
Я действительно тогда вышел случайно - услышал шум, у соседей разборка была, пошел чтобы успокоить. А потом Дорофеев позвонил, подскочил на десять минут, кое-что перетерли с ним. Кто ж знал, что в этот момент его охранника грохнут? И нельзя было нам светить, что мы вместе, кто бы в такое алиби поверил?
– Ладно, Лавр, я чем смогу помогу!
– Спасибо! Да, еще просьба, ты, я слышал, меценат, помогаешь детским садам? Можешь позвонить тут в один, попросить, чтобы меня пустили?
Подъезжаю к саду, глушу мотор. Достаю пакеты.
Сердце сейчас выпрыгнет.
Мои котята меня узнают, улыбки до ушей удивленные.
– Незнакомец!
– Тише, тише, какой же я незнакомец? Я… - так и хочется сказать - ваш папа! Но нельзя.
Пока нельзя.
– Ты Никита! И ты знакомец! – улыбается Пинки Пай
– И хор-роший! – Это Милушка, лисичка.
– Спасибо. А это вам.
– Подарки, опять?
– Опять! Что, вам часто дарят?
– Нет, папа недавно принес…
А вот это больно. Больно, что чужого папой называют.
И хочется опять схватить котёну и трясти, чтобы всю дурь вытрясти!
– А ты зачем подарки принес, ты что, Дед Мороз? – прищуривается Пинки.
– А я разве седой старик с бородой и в шубе?
– Не седой, но с бородой. Ты зачем пришел, ты нас ухищать будешь? – это лиса, серьезно спрашивает, руки в боки.
– Нет, ухищать не буду. Похищать тоже. Просто, хотел узнать, как дела, соскучился.
– Ты в нашу маму влюбился, да? – ого! Вот тебе раз, Лавр. Вот это умыла тебя четырехлетка…- Влюбился?
Ешки-матрешки! Понимаю, что краснею…А они смотрят, вроде серьезно, а глаза хитрые-хитрые.
– В маму нельзя влюбляться!
– и снова здравствуйте!
– Это еще почему?
– Потому что мама жамужем! – Пинки пай говорит строго, при этом еще поднимает пальчик вверх, умильно, до невозможности, еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться в голос, и в то же время думаю, что моя малышка права.
– Не жамужем, замужем! Вот! – лисичка Мила поправляет сестренку и так же строго смотрит на меня.
– Понял я, понял. Жамужем, замужем. Но я же не к ней пришел, а к вам, правильно? Давайте-ка, открывайте подарки. Скажете, понравилось или нет.
– Понравилось. Нельзя говорить не понравилось, это неже… неве.. желе..
– Невежелево! – изрекает лиса.
– Невежливо. Да. На самом деле. Но… мне нужно знать, нравится или нет, тогда я в следующий раз принесу то, что вам понравится.
– Следующего раза не будет! – голос у котёны дрожит, вижу, что она вся красная от гнева. – И эти подарки тоже забирайте. И если вы не хотите, чтобы у администрации сада были проблемы, вы сюда больше не придете!
Медленно поднимаюсь, чувствую, как желваки играют, скулы сжимаю.
– Мама! Там… там котики! И лего с феями! Мама!
– Быстро одеваться, нас папа в машине ждет! – говорит строго, и смотрит на девчонок так… что они сразу понимают, лучше не шутить.
И я тоже понимаю, что со мной шутить не надо!
Если до этого момента еще были сомнения, то…
Резко хватаю Сашку за локоть, вытаскиваю в коридор, там вижу дверь, не раздумывая открываю – кладовка! Повезло!
Заталкиваю ее туда, захожу сам, дверь закрываю.
– Ты что творишь, Лавров, ты в своем уме? – шипит на меня испуганно.
– Это ты что творишь, Иванова, или как там тебя? Ты… совсем рамсы попутала? Берегов не видишь? – рычу я в ответ.
– Это ты берегов не видишь! Может мне сразу в полицию заявить? – кто-то минуту назад вот так же грозил мне пальчиком как она сейчас.
– Ты по какому праву пристаешь к моим детям?
– По праву рождения! Просто потому, что это и мои дети тоже!
– Они не твои! – в глазах пылает огонь инквизиции. Эх, котёна, эту бы энергию, да в мирных целях!
Прижимаю ее к стене, хватаю за подбородок.
– Я предложил тебе сделку! Соглашайся, если хочешь, чтобы я оставил вас в покое!
– Согласиться на что, стать твоей…- губы дрожат, выговорить дурное словно не может, - подстилкой?
– Ой, брось, котёна, раньше же тебе нравилось? Помнишь, как текла?
Не знаю, что на меня находит, но я рывком задираю ей юбку, пробираясь пальцами к самому сокровенному. Она тихо ахает, начиная биться в моих крепких руках. Держу крепко, глажу по нежной поверхности.
– Не надо, Никита, что ты творишь? – глаза блестят, но… меня не обмануть, и она сама это понимает.
Прижимаюсь, большим пальцем оттягиваю нижнюю губу, а потом набрасываюсь с поцелуем, диким, первобытным, жарким.
А она… Отвечает! С таким же напором. Словно голодала несколько лет и вот получила порцию пищи.
– Саша… Сашенька…
– Никита, пожалуйста, пусти! Там дети, там … меня муж ждет… Прошу…
– Хочешь ведь меня, чувствую, я прекрасно это чувствую! Мое предложение в силе. Пока. Хочешь жить спокойно – плати по счетам!
Стоим, смотрим друг на друга как борцы на ринге.
И вдруг.
– Ма! Мам, ты где?
– Мамуль! Мы готовы, ты где?
Сашка смотрит испуганно, вытаскиваю руку из сладкого местечка, смотрю на неё.
– Не открывай, они спустятся вниз! А потом мы выйдем!
Да? Как бы не так! Ухмыляюсь и открываю дверь кладовки в котором прячу похищенную маму своих детей.
Глава 24
Я чуть ли не выпрыгиваю из тёмной душной каморки, а моё сердце, в свою очередь, чуть не выпрыгивает из моей груди.