Двойняшки для Медведя
Шрифт:
Особенно в стерильных стенах больницы.
— Спасибо.
Я тихо уронила и встала, кутаясь в тонкую кофту. Слова благодарности дались легко, и я не кривила душой, когда думала об этом. Потому что знала: мне фантастически, просто нереально повезло. И с машиной, приехавшей быстро на вызов, и с больницей, куда меня привезли. Наверное, поэтому я легко закрывала глаза на безразличные слова хирурга, на циничность и едкость медсестёр и на нет-нет, но пробивавшуюся хамоватость санитарок.
Я просто понимала, что им нелегко. И радовалась, что они в первую очередь профессионалы, а всё остальное потом.
Выпав из ярко освещённого
Не хочу уходить, не хочу выписываться, не хочу покидать этот маленький замкнутый мир. И дело вовсе не в том, что мне здесь нравится или, что мне банально некуда идти. Вовсе нет.
Проблема была в том, что я не знала, что меня ждало дальше. Не имела ни малейшего представления о том, что будет завтра, через неделю или через год. И это било под дых сильнее всего, подкармливая и без того не дремлющую паранойю.
— Ну и дура ты, Потапова… — вздохнув, я проскользнула в двери своей палаты. Упала на кровать, едва заметно морщась от ноющей боли. Закрыла лицо рукой, в десятый, сотый раз проговаривая про себя все имеющиеся у меня аргументы и…
Всё равно боялась. Сжималась от чёртового страха, стянувшего все внутренности узлом. За эти два дня мы не раз, не два, не три всё обсудили с Потаповым. Обсуждали любой вариант развития событий, смеялись и ругались, ссорились и мирились. Да что там!
За это время мы, в общем-то, сполна отрепетировали целую совместную жизнь, пусть и не разбавленную разделённым на двоих бытом. И всё, вроде бы, было нормально, всё было хорошо, но…
— Да чтоб тебя… — зашипев сквозь зубы, я сжала пальцы в кулак и ударила по стене. Не сильно, без особого на то фанатизма, но так, чтоб хоть как-то себя отрезвить. Не помогло.
Я была по-прежнему как туго стянутый комок из чувств и противоречивых эмоций. И даже примерно не представляла, что надо сделать, чтоб хоть как-то ослабить сковавшее меня напряжение.
Не представляла и всё тут. Чёртов замкнутый круг.
Тихо вздохнув, я постаралась задавить волну раздражения, поднявшуюся в душе. Мне было страшно, мне было не комфортно и да, чёрт возьми, я злилась.
Злилась на нелогичную себя, на самоуверенного Потапова и наглого Ильина. На беспомощность и невозможность сопротивляться такому чужому, родному обаянию. На то, что крамольные жадные мысли приходили всё чаще и чаще, мешали спать и тревожили и без того беспокойное сердце и пробуждали совсем неуместные воспоминания. А чёртово тело, как будто издеваясь, помнило всё и даже больше. Помнило сильные мужские руки, скользящие по коже, крепкие, пьянящие поцелуи и море нежности, разбавленное обжигающим пламенем страсти. И от этого я чувствовала себя неуютно, когда горячая жадная сказка, приходящая ко мне по ночам, рассеивалась с первыми же лучами рассветного солнца. Оставляя на память болезненное ощущение пустоты и полынный привкус обиды на языке. Потому что…
Покачав головой, я прикусила губу. Ответ крутился на кончике языка, но я глотала вязкую слюну, скопившуюся во рту, и дёргала плечом. Не время и не место было думать об этом. Уж точно не тогда, когда всё, что у тебя есть — это почти фиктивный брак и двое детей, а твой муж — почти знакомый-незнакомец. Я знала Потапова
Сумасшедшая опека против почти равнодушного безразличия, оглушающая нежность вместо отстранённой поддержки и яростное стремление быть всегда рядом. Рядом со мною, с детьми. Без привычной холодности и стопоров в виде работы и репутации. Без оглядок на людей и страха выглядеть нелепо. Каждый чёртов раз, получая очередное фото или связываясь по видеозвонку, я жадно искала новое отличие. Находила и терялась. А ещё тихо смеялась, когда всё та же Лёля называла своего начальника и приятеля по совместителю едко и уверенно «Яжебать». Что ж, тормоза у Макса явно отказывали, когда дело касалось его детей.
Наших детей. И меня.
Сердце пропустило удар от нечаянной и совершенно внезапной мысли. Она, эта мысль, отдавала привкусом безумия и надежды и напоминала что-то из разряда «А вдруг?!». Вот только поддаваться ей у меня не было ни сил, ни хоть какого-нибудь желания. Я нехотя признавала, что да, Максим изменился и очень сильно.
Но не настолько, чтоб вновь доверять ему без оглядки.
Настырный стук в дверь отвлек меня от очередного витка безуспешных попыток разобраться в себе и собственных эмоциях и чувствах. Медленно сев, я провела пальцами по волосам, путая их ещё больше, и негромко выдохнула, напряжённо сжимая пальцы в кулаки:
— Входите.
Заглянувшая в палату медсестра улыбнулась и радостно заявила, что все документы готовы для выписки. Что всё в порядке, и они уже связались с моим мужем и сообщили ему о том, во сколько меня можно будет забрать. И от этой внезапной новости я моментально почувствовала кожей свои защитные шипы, окутавшие меня с ног до головы. С трудом успела прикусить язык до того, как ляпнула что-то, и глубоко вздохнула, прежде, чем всё-таки сказать:
— Спасибо вам… За заботу.
Я все-таки не сдержалась и добавила яда в голос. Знала, что не права, что так даже лучше и всё равно по-детски бунтовала против такого произвола. Бессмысленно и беспощадно. Так, что руки чесались разбить что-нибудь хрупкое, сломать на сотню, тысячу мелких осколков. Мне пришлось досчитать до десяти и обратно пару раз, прежде, чем я осознала — всё, я спокойна и готова действовать дальше. Ровно настолько, чтобы встать с кровати и начать собираться. Искренне игнорируя иррациональное желание позвонить и устроить небольшой скандал одному ну очень настырному мужчине.
Настолько настырному и самостоятельному, что размышляя об этом, я забывала про все свои страхи и легкомысленно закрывала глаза на томящуюся в груди неуверенность. Трудно бояться встречи с тем, кого хочется придушить собственными руками. Кто умудряется на расстоянии не оставлять тебя равнодушной и бесить до умопомрачения. Пусть даже всего его действия и поступки продиктованы искренним желанием помочь, попыткой проявить заботу.
Неуклюже, грубо, совершенно не умело. Но всё же…
Недовольно поморщившись, я старательно гнала от себя все эти мысли. Складывала немногочисленные пожитки и сама не замечала, как пролетало отведённое на сборы время. Оно, это время, стремительно летело, не оставляя мне ни единого шанса на побег и я не успела моргнуть, как нашла себя стоящей на крыльце больницы.