Двойные неприятности

Пратер Ричард Скотт

Такова вкратце история местного отделения профсоюза грузоперевозчиков за номером 280 и Джона Рейгена, человека, на встречу с которым я ехал.

Когда я добрался до штаб-квартиры, в ее помещениях не светилось ни одно окно. Здание штаб-квартиры представляет собой огромный одноэтажный современной постройки особняк, выходящий фасадом на Олимпик и как бы отгороженный от проезжей части улицы выстроившимися в ряд ухоженными королевскими пальмами и тщательно подстриженным газоном. Общая автостоянка располагалась справа, стоянка чуть поменьше, для профсоюзных боссов, — в тыльной стороне здания. Я оставил свою машину на пустой общей стоянке и направился по цементной дорожке песочного цвета, ведущей ко входу в здание. Стеклянные двери были заперты, но, заглянув внутрь, я заметил слабый свет в дальнем конце коридора.

Я обошел здание и на парковке для боссов обнаружил два автомобиля — темно-зеленый «кадиллак» и светло-синий «линкольн». «Кадиллак» принадлежал Рейгену. За плотными шторами в одном из окон я различил свет, а по прежним своим визитам в штаб-квартиру я знал, что именно там находится кабинет Джона Рейгена. Ни одна из этих машин не была среди тех, которые я видел сегодня утром, но я проверил регистрационную карточку «линкольна». Автомобиль принадлежал Норману Кэнделло. Я захлопнул дверцу «линкольна» и направился к черному ходу, когда зазвонил телефон.

Звонок доносился из кабинета Рейгена. Я уже добрался до полуоткрытого окна, когда мужской голос сказал:

— Да, он самый. Рейген слушает.

Последовало молчание. Через плотные шторы я не мог разглядеть, что происходит внутри, однако мог слышать разговор, тихий и невнятный, но смысл его понять было все-таки можно.

Да и голос безошибочно принадлежал Рейгену — зычный, полный жизни, не очень музыкальный, но твердый и уверенный, — словом, голос, способный сразить собеседника наповал.

Потом я услышал:

— Да, привет, Таунсенд. Так, рассказывай.

Некоторое время он слушал своего собеседника на другом конце провода, затем разразился грубой бранью; выпустив очередь из слов, состоящих преимущественно из трех букв, он спросил:

— Кто? Честер Драм? Какого дьявола! Хочешь сказать, что этот Драм смог помешать?

Потом еще минуту спокойно слушал. Имя Таунсенд ничего мне не говорило, другое дело — Честер Драм. Это был мой коллега из Вашингтона, известный на всем Восточном побережье частный сыщик. Я с ним никогда не встречался, но знал о нем по отзывам и мог с уверенностью сказать, что он не из тех людей, которые общаются с такими подонками, как Рейген. Напротив, он считался одним из лучших специалистов в своем деле. Я был озадачен услышанным, но, пока размышлял об этом, Рейген снова заговорил.

Он заговорил неожиданно. И голос его был твердым. А когда голос Рейгена становился твердым, то у присутствующих неизменно возникало ощущение, что того и гляди под напором этого могучего голоса у Рейгена начнут вылетать зубы изо рта.

— Ты глупый бездельник! Мне что, приехать туда и сделать все самому?

Последовала пауза.

Затем:

— Угу. Позвони мне утром. — Он бросил трубку на рычаг.

Другой голос спросил:

— В чем дело, Джон?

И Рейген ответил:

— Я расскажу тебе дома. Пошли.

Я стремглав помчался к своему «кадиллаку», завел его и, подъехав к парковке для боссов, остановился рядом с «линкольном». Свет фар моего автомобиля упал на окна кабинета Рейгена как раз в тот момент, когда там выключили свет. Он сразу же был включен снова.

Я вышел из машины, хлопнув дверцей, вытащил свой пистолет 38-го калибра, проверил его и снова сунул в кожаную кобуру под мышкой. Потом направился к черному ходу.

Стеклянные двери были по-прежнему заперты. Я постучал.

Внутри и снаружи, у меня над головой, загорелся свет, парковка тоже осветилась. И я смог увидеть здание насквозь, вплоть до парадного входа. Всего в нескольких футах справа от меня был широкий коридор. Насколько я знал, там размещались кабинеты главных начальников. Через минуту из этого коридора вышел худой коротышка в темном костюме и белой рубашке с галстуком и направился к двери, но вдруг резко остановился и осмотрел меня с головы до ног. Его сальные черные волосы прилипли к черепу. С такого расстояния я не мог хорошенько его рассмотреть, но мог поспорить, что рубашка на нем была грязная. Я знал его: это был Ру Минк. Он тоже меня знал, и я видел, как с его до странности толстых губ сорвалось мерзкое короткое ругательство. Он быстро развернулся и исчез из виду.

Однако через минуту вернулся и отпер двери.

— Чего вам тут надо, Скотт? — спросил он не слишком вежливо.

Я протиснулся мимо него, и он повторил:

— Какого дьявола тебе тут надо?

— Войти.

Я прошел мимо него, повернул направо и проследовал по коридору к кабинету Джона Рейгена.

Я слышал, как у меня за спиной Минк захлопнул дверь.

И запер ее.

Я еще раз свернул направо и оказался в аппендиксе, где находился кабинет Джона Рейгена. Шаги Минка по полированному полу гулко отдавались эхом в просторном холле. Он догнал меня почти у дверей кабинета Рейгена и схватил за руку.

Вот чего я терпеть не могу, так это когда меня хватают за руку, особенно такие мерзавцы, как Минк. Я остановился и развернулся к нему.

На расстоянии в десять футов он тоже выглядел не особенно приятным, но вблизи был просто невыносим. Ростом всего в пять футов семь дюймов, а физиономия худая и узкая, словно сплющенная с боков. Это была как раз такая физиономия, которую хочется расплющить... с боков. Сальные черные волосы гладко зачесаны назад с высокого белого лба, а бегающие темные глазки сощурены. Его на удивление толстые губы, казалось, вываливаются изо рта — зрелище весьма неприятное.

Когда же он злился, они выпячивались еще больше, а сейчас Минк злился, и здорово. Над левой скулой у него был синяк, чуть припухший и уже потерявший свою изначальную синеву.

— Не так быстро, Скотт, — сказал он. — Уже довольно поздно...

— Руку!

— Что?

— Руку! Отпусти руку, тебе говорят! Или я тебе ее оторву!

Он быстро отдернул руку:

— Ты чертовски торопишься, Скотт. Нельзя вот так запросто сюда являться.

— Ладно. Доложи обо мне. Я хочу видеть Рейгена.

Минк подошел к двери кабинета, открыл ее, просунул голову и сказал:

— Этот чудак не говорит, чего ему надо. Похоже, я ему не понравился. — Он тихонько хихикнул.

— Впусти его, — распорядился Рейген.

Минк посмотрел на меня через плечо и широко распахнул дверь. Кабинет был обставлен с шиком — комфорт и роскошь.

На полу толстый ковер, стены обшиты панелями орехового дерева, отполированными до блеска. Слева находился большой, замысловатой формы письменный стол, обращенный овальным изгибом ко мне. За столом во вращающемся кресле восседал Джон Рейген. Весельчак Джек.