Двойные неприятности
Шрифт:
Я позвонил в «Статлер». Да, миссис Сэнд снимает здесь номер, нет, в данный момент ее нет дома.
Я позвонил в Лос-Анджелесский международный аэропорт и переговорил с клерком, принимающим предварительные заказы. Он сверился со списком пассажиров, улетевших утром в понедельник рейсом в Вашингтон. Реактивный воздушный лайнер Американской авиакомпании вылетел в одиннадцать утра в Вашингтон, где и совершил благополучно посадку в восемнадцать тридцать по местному времени. И среди пассажиров действительно была Алексис Фрост.
Мне посчастливилось зарезервировать билет на рейс «Меркурия», отправлявшегося в Вашингтон из аэропорта в Инглвуде в двадцать сорок пять. Как мне повезло!
Здание аэровокзала Международного аэропорта было мягко освещено, и через огромные стеклянные окна открывался красивый вид на взлетно-посадочную полосу. Я сидел в зале ожидания на втором этаже за столиком у одного из окон, потягивая бурбон с водой, и приятное синее пламя растекалось у меня внутри.
Было достаточно веских причин для моей поездки в Вашингтон, даже если Алексис там не окажется. А если окажется, тем лучше. Я дважды пытался связаться из аэропорта с номером Алексис в «Статлере», но безрезультатно. Я позвонил также Келли и сообщил, что лечу в Вашингтон и кое-что еще, менее официальное. Рейс в двадцать сорок пять по местному времени и в двадцать три сорок пять по вашингтонскому. За десять минут до вылета самолета я в третий раз попытался дозвониться до «Статлера». И на сей раз мне это удалось.
Но ответила мне не Алексис, а мужской голос.
— Здравствуйте, — сказал я, — я хотел бы переговорить с Алексис Сэнд.
— Скотт? Это Шелл Скотт?!
Черт побери, подумал я. Я не представился, но голос показался мне знакомым. И я вспомнил, где его слышал. Он, должно быть, тоже запомнил меня. Человек на другом конце линии был Чет Драм.
И все встало на свои места. Чет Драм находится в номере миссис Сэнд в «Статлере» за несколько минут до полуночи. Теперь все сходится. В этом даже есть некая тошнотворная красота. Моя рука стиснула телефонную трубку, как только я подумал о том, что происходило в течение последних трех дней.
А когда я к этой картине добавил Честера Драма, все приобрело совершенно иной смысл. Драм и Рейген. Драм и Хольт.
Драм во Фронт-Ройале. Драма освобождает из тюрьмы сын Торгесена. Драм и миссис Сэнд. Драм и Алексис Фрост.
— Опять собираетесь попугать меня повесткой в суд, Драм? — спросил я не слишком-то любезно.
— Если не скажете, кто ваш клиент.
— Я уже говорил вам, что не могу разглашать подобные сведения. Никому, а тем более вам.
— В этом есть смысл, если ваш клиент — мерзавец по имени Рейген. У этого парня крыша поехала.
— Драм, вы что, заболели? Если миссис Сэнд с вами, передайте ей трубку.
— Пораскиньте мозгами, Скотт, и объединяйтесь с нами. У нас и так достаточно неприятностей, кроме...
— Следует понимать, что «мы» — это Сэнд, Торгесен и остальная шайка-лейка, так?
— Вы, я вижу, не в себе?
— Как раз пришел в себя. Полагаю, вам не надо объяснять, как поступить с вашей повесткой в суд.
— В чем дело, вы не верите в конституционную демократию?
— Только не в вашу.
— Скотт, я устал от вас.
Моя железная выдержка чуть-чуть меня подвела. Всего на одну десятую.
— Тогда, черт бы вас побрал, оставьте телефон в покое и пригласите миссис Сэнд! Вытряхните ее из постели, если надо, но дайте мне поговорить с этой женщиной!
Думаю, в этот момент я уже сорвался на крик.
Послышался страшный скрежет, и на какое-то мгновение я с ужасом подумал, что сейчас у меня лопнет барабанная перепонка. Сначала мне показалось, что Драм повесил трубку. Но через мгновение тихий голос, который я слышал в собственной квартире ранним утром в понедельник, стал ласкать мое чуть было не оглохшее ухо.
— Мистер Скотт?
Алексис. Именно это мне и нужно было узнать. Она там. С этим Драмом.
— Да, это Шелл Скотт, миссис Сэнд. Или Алексис Фрост.
Дама, которой ничего не известно о Майке Сэнде.
— Я... могу все объяснить. Наш брак держался в тайне, пока какой-то репортеришка не застукал меня здесь ночью в понедельник.
— Черт, я и сам все могу объяснить!
— У вас есть новости о моем отце? — спросила она.
— Нет. Но если бы и были, неужели вы думаете, что я вам их сообщил бы?
— Не понимаю, к чему вы клоните.
— Не понимаете, да? Тогда ладно, поскольку вы говорите, что можете все объяснить, расскажите мне о двух мерзавцах, которые преследовали вас, когда вы отъезжали от моего дома утром в понедельник. И которые пару раз стреляли и меня.
Алексис задохнулась:
— Вы лжете!
И это все решило. Во всяком случае, у меня больше не оставалось времени. Зато в Вашингтоне у меня времени будет предостаточно. Поэтому я сказал:
— До свидания, миссис Сэнд. До скорого свидания.
Я повесил трубку и рысью помчался к самолету.
Я едва на него успел. Но все-таки успел. Я пристегнул ремень, и мощные реактивные двигатели понесли самолет по взлетной полосе. Через четыре с половиной часа я буду в Вашингтоне. Это пустяковое время. Но недостаточно быстро для меня. «Милая Алексис, — думал я, — вам многое придется мне объяснять. Да еще этот Драм. У меня есть что ему сказать».
Я вспомнил, когда мне впервые довелось услышать имя Драма в этой неразберихе — в понедельник ночью, под окном офиса Рейгена. Всего две ночи назад. Смешно, но тогда это имя для меня мало что значило.
И как много оно значит для меня сейчас!
Я был на пути в Вашингтон, в штаб-квартиру «Братства грузоперевозчиков», к Майку Сэнду и ко всем остальным. На пути к Алексис Фрост... к миссис Сэнд.
И к моему другу. К моему приятелю. К вранью, которое мне предстоит выслушать. К Чету Драму.
Драм угодил за решетку
Фронт-Ройал, штат Вирджиния, 16 ч. 00 мин., среда, 16 декабря
Камера предварительного заключения располагалась на втором этаже полицейского участка во Фронт-Ройале.