Двуединый
Шрифт:
– Не знаю, - сказал он. – Возможно, у них было что-то, чего нет у меня. Вот ты, например, осознаешь себя, а другие до тебя – не осознавали. С ними делали все то же самое, но вышло только с тобой. Это личные качества, особые сочетания. Возможно, я как те другие девушки, просто не способен… Дело лично во мне.
Линар сжал зубы, глядя на меня. У него ведь не так много шансов вообще выжить…
– Может быть, дело не только в тебе?
Он покачал головой, оглянулся.
– Не знаю. Особых талантов у меня никогда не было. Сейчас скоро заседание Совета закончится. Думаю, сюда за нами тоже придут.
– Они знают,
– Да, знают. Перемещения императора отслеживаются, это нужно для моей же безопасности.
Линар криво усмехнулся, с каплей сарказма.
– У тебя будут проблемы из-за меня? – сказала я.
– Алиса… - он вздохнул, - возможно, мне как раз и не хватало немного подобных проблем. Я, честно, не знаю, как все повернется, но мы попробуем что-то сделать. Я ведь давно смирился со своей судьбой, понимал, что никуда мне не деться, но теперь… Я не знаю, есть ли у меня шанс избежать этого, но… По крайней мере, возможность взглянуть иначе.
У него напряженное и такое решительное лицо, но в глазах, удивительно, что-то изменилось. Жизнь. Той стеклянной пустоты больше нет.
– Знаешь что, - сказал он. – Сейчас Совет закончится, и я попробую поговорить с лордом Нидмаром. Он был моим наставником до того, как я стал императором. Если я могу кому-то доверять, то ему.
Глава 5. Сны о доме и человеческое тепло
Мне снился бывший.
Вернее, не снился, все это было наяву, но словно не со мной. Слишком далеко.
Здесь, в этой реальности, мы сидели с Линаром на травке в парке, а второй Линар обсуждал наши дела с лордами где-то там.
Линар сидел, прислонившись спиной к раскидистому дереву, я сначала рядом, потом, как-то незаметно оказалось, что я положила голову ему на плечо.
Пустота внутри давила. Линар сказал – это нормально. После разделения какое-то время физически тяжело находиться в одиночестве. Нам не хватает нашей второй половины, и мы инстинктивно ищем поддержки в других людях, в общении, в прикосновениях, нам просто нужно человеческое тепло. Потом, со временем, это сгладится.
Да, меня тянуло прижаться к нему и обнять, расслабиться и закрыть глаза.
Я чувствовала – ему нужно то же самое.
Самое удивительное, я понимала, что со мной происходит сейчас дома.
Мишка пришел.
Мы с Мишкой расстались чуть больше месяца назад с бурным скандалом и тяжелый сердцем, я остро переживала это, потому что все казалось – виновата именно я. Потому что я выгнала его, не захотела терпеть. Вернее… Мишка, в сущности, неплохой парень. Хороший.
Он не обижал меня, не пил, не изменял, сам стирал свои носки и готовил ужин, когда я поздно приходила домой. Да и в постели у нас с ним было все хорошо.
Все дело в его матери. Вернее, не в матери, конечно, в нем самом, просто именно рядом с ней это проявлялось так явно.
После расставания, его мать звонила мне раза три, кричала в трубку, что я неблагодарная стерва, и что ее мальчик так страдает. Что я теперь навсегда останусь одна, упустила свое счастье и теперь поздно. Бог ты мой! Мне всего-то двадцать два года! Старость в одиночестве –
Мы с Мишкой учились вместе еще в школе, только он на год старше, и я после девятого пошла в колледж, а он доучился и потом в универ. Я дизайнер, он программист. Я начала работать раньше, даже еще на последнем курсе, и сейчас у меня была отличная работа с отличной зарплатой, а он только закончил, без опыта найти что-то очень сложно, и мама пристроила его к себе на работу за небольшие деньги. Впрочем, это никогда не смущало ни меня, ни его, мы оба понимали, что немного набравшись опыта, с его специальностью и его способностями, он скоро может зарабатывать втрое больше меня, а пока нам и так хватает. Да и не это главное.
Последний год мы жили вместе, в квартире, которую я снимала. Нам было весело... Мы гуляли допоздна и смотрели сериалы по выходным, катались на роликах…
Только его мать была вечно недовольна мной.
Недовольна всем. Что у меня нет вышки, что я могу красить волосы то в синий, то в розовый, что вечно ношу кроссовки и толстовки, а не платьица, как нормальная девочка. Что много работаю и поздно прихожу домой. Но больше всего тем, что я плохо забочусь о ее Мишеньке.
Я начинала работу позже, не готовила Мишке завтрак по утрам, наоборот, он готовил сразу для себя и для меня, вставая раньше. И вечером он приходил раньше и занимался ужином для нас двоих. Или заказывал пиццу… Какая я женщина после этого? Какое право я имею?
Мишка делал это по собственной инициативе, даже вечно лазил по кулинарным сайтам, смотрел новые рецепты вафелек, чтобы мне понравилось.
Но когда его мать приходила к нам и начинала отчитывать меня – он молчал, потупив голубые глазки.
Да сдались мне его вафли? Пока я жила одна, мне хватало чашки кофе и бутерброда с колбасой. Яичницы, если было время. Готовой еды из соседнего магазина. Иногда по выходным я готовила сама, и борщи, и рыбу… дело не в том, что я не умею, но делать это постоянно каждый день у меня не было ни сил, ни желания. Мишка никогда не возражал.
Ни мне, ни своей матери. Просто стоял и слушал, какая я сука.
Потом, когда она уходила, он говорил мне: «не обращай внимания, какая разница, она просто такая…» Но ни разу не вступался за меня.
Я очень долго пыталась не обращать. Главное ведь – наши отношения с ним, а не всякие другие люди.
Но однажды что-то сломалось.
Его мать приходила к нам, когда сама считала нужным. Она убедила Мишку сделать ей ключи.
И вот как-то в субботу, почти в двенадцать, но мы еще валялись в кровати, смотрели кино, обнявшись… Она ворвалась к нам, открыв своим ключом, начала доставать из сумок домашнюю еду – я ведь не готовлю, и значит, без нее мальчик помрет с голоду! А потом и вовсе взялась мыть окна, потому что у нас тут такой свинарник.
Окна были чистые, между прочим, их мыли месяц назад, я вызывала из клининговой компании… Не важно. Я ведь не мыла их собственной рукой, а другие люди, пусть и профессионалы, не могли сделать это хорошо. Я живу в грязи, и вообще недостойна.
Мишка тихо стоял рядом.
И я сорвалась. Не выдержала. Выгнала их обоих.
Да, Мишка снова не возражал, словно давно ждал этого момента. Тихо собрался и ушел.
Чуть больше месяца назад.
А тут пришел снова, забрать оставшиеся вещи.