Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914
Шрифт:
Не следует все же упрощать картину и пользоваться одной лишь черной краской. В британском парламенте раздавались голоса трезвых и здравомыслящих. Лорд Литтон, прочтя гору бумаг по восточным делам, пришел к выводу, что требования Меншикова не выходили за рамки Кючук-Кайнарджийского договора и никакой угрозы Великобритании не несли. Лидер сторонников свободы торговли Р. Кобден размахивал в Палате общин пальмовой ветвью мира: ничего общего с истиной не имеют утверждения насчет будто бы необузданной агрессивности царизма, «будь на месте русских британцы или американцы, они уже давно проглотили бы Турцию», «независимость которой давно уже стала пустой фразой». Провозглашенную цель войны – укрепление Османской империи – он считал неосуществимой, а потому и бессмысленной[544].
Обыватель заблудился в тумане дезинформации и уверовал в благие намерения правительства ее величества. Поскольку премьер-министр Д. Абердин слыл недостаточно воинственным и слишком миролюбивым, популярный журнал «Панч» («Петрушка») поместил карикатуру, изобразив на ней Абердина, чистящим сапоги царю Николаю. Выступать перед согражданами с умеренных позиций было, по словам Р. Кобдена, все равно что перед «сворой бешеных собак»[547].
* * *
Крымская война обернулась горьким разочарованием и тяжким испытанием не только для России, но и для вражеской коалиции. 150-тысячная, а позднее и 170-тысячная армия Франции, Великобритании, Турции и Сардинии никак не могла взять небольшой город в Крыму (40 тысяч жителей в мирное время). Севастопольская страда длилась одиннадцать месяцев и три недели. Бомбардировка – штурм, бомбардировка – штурм. Пять приступов отбиты. А между ними – смерть от снарядов и пуль не только на бастионах, но и перед ними. В лагерях, в которых располагались войска коалиции, свирепствовали болезни, зимой солдаты, в солнечном Крыму, замерзали и вымерзали. Ниже приводятся свидетельства из британских источников о бедствиях экспедиционного корпуса, которые в чем-чем, а в сгущении красок заподозрить нельзя.
«Апатия и неведение в департаментах, занимавшихся снабжением армии, способствовали профессиональному мошенничеству наиболее бесцеремонных поставщиков. Некоторые грузы исчезали совершенно… Сапоги и шинели прибывали слишком малых размеров, большой груз прибыл с обувью исключительно на левую ногу».
Балаклава, центр расположения корпуса, представляла взору картину «страшного хаоса». На набережной – «мука, высыпавшаяся из разорванных мешков, лежала сырыми кучами, валялись ящики с амуницией, колья от палаток, куски дерева. Кипы одежды, в которых ощущалась острая нехватка, брошены в грязь, по ним ходят. Турецкие солдаты мрут как мухи во временных госпиталях, расположенных главным образом в реквизированных лачугах»[548].
14 ноября разыгралась страшная черноморская бора, 21 английский корабль был разбит, еще 8 серьезно повреждены. Неисчислимые потери снаряжения: на одном «Принце» потонуло 40 тысяч пар обуви.
1 декабря генерал Лукан сообщил, что кавалерийская дивизия перестала существовать как таковая по причине падежа конского состава.
В лагере объявился «враг внутренний» в лице корреспондента газеты «Тайме» В. Г. Рассела, имевшего мужество сообщать правду о бедствиях «лагерников», безответственности интендантства и безрукости командования. 25 ноября он бытописал в очередной заметке: «Дождь льет, небо – как чернила, ветер завывает над содрогающимися тентами, окопы превратились в канавы, в палатках вода на фут глубиной, у людей нет ни теплой, ни непромокаемой одежды; по двенадцати часов они проводят в траншеях… Создается впечатление, что ни единая душа не заботится ни об их удобствах, ни даже об их жизни»[549]. Незваные пришельцы с Альбиона заматывались для утепления в мешки, в овчину, а то и в воловьи шкуры.
В самом конце 1854 года «Тайме» мрачно предрекала: если дела пойдут так и дальше, «главнокомандующий и его штаб будут единственными, кто уцелеет на высотах вокруг Севастополя», «их наградят, возведут в дворяне… и все это на костях пятидесяти тысяч британских солдат».
Газета кое в чем ошиблась: главнокомандующий лорд Ф. Д. Раглан до весны не дожил, умер от свирепствовавшей в лагере холеры. В январе 1855 года в английском экспедиционном корпусе больных, раненых и обмороженных насчитывалось 23 тысячи, но все же 11 тысяч здоровяков оставались в строю[550].
Славы на поле боя британское воинство не обрело, осаждаемый третий бастион (Большой редан) взять не сумело. Оставалось утешаться воспетым в прозе и стихах, а впоследствии и в кинофильмах подвигом бригады легкой кавалерии, брошенной в атаку прямо на русские пушки и полегшей почти целиком.
В январе 1855 года кабинет Д. Абердина рухнул под тяжестью военных неудач. 5 января радикал Д. Ребекк выступил с запросом правительству: армия в Крыму «доведена до состояния, заставляющего нацию содрогаться. Войска находятся без крова над головой, без одежды, без пищи и без снаряжения». Из 54 тысяч солдат в строю, по его сведениям, осталось лишь 5 тысяч здоровых. Прения длились десять дней. Громадным большинством голосов (365 против 147) палата отправила правительство в отставку[551]. Кресло премьер-министра занял Г. Д. Пальмерстон, сохранивший, несмотря на преклонный возраст, бодрость духа и энергию.
В феврале 1855 года от тяжелой болезни, эмфиземы легких, скончался Николай I. Луи Наполеон счел нужным прислать по этому поводу свои соболезнования, что в Лондоне сочли признаком его склонности к миру, и крайне встревожились. Правда, дезертирства партнера с поля боя не произошло. Император не мог отозвать из Крыма армию, понесшую громадные потери без каких-либо видимых результатов. Успех в Крыму ему был нужен как воздух – для укрепления трона, для утверждения династии – сын уже появился на свет. Под Севастополем решалась судьба Второй империи во Франции.
Пальмерстону пришлось заняться хлопотным и неприятным делом: поисками пушечного мяса – следовало набрать для восполнения потерь 40 тысяч человек. Псевдопатриотическая трескотня в прессе не смогла заманить в вооруженные силы ее величества требуемого числа людей, одно дело – митинговать, совсем другое – отправляться в неведомую Россию с риском сложить там голову. Возникла мысль – купить оптом испанскую армию (60 тысяч штыков и сабель) вместе со штабом, но под высшим английским командованием. В Мадриде, однако, сочли неудобным выступать в роли наемника Джона Буля. Немецкие князья тоже не пожелали продавать подданных на убой. И от маленького Сардинского королевства поступил отказ, однако оно сочло возможным вступить в антироссийскую коалицию в качестве союзника, а не наймита, в надежде участвовать в мирной конференции и пробиться в ряды великих держав. Но итальянцев – всего-то одна дивизия. С большим трудом, индивидульно, удалось навербовать по кабакам и портовым притонам 13 тысяч разномастного люда.
Следовало хотя бы протокольно продемонстрировать сплоченность коалиции, на деле отсутствовавшую. Стороны обменялись визитами. В апреле 1855 года Наполеон посетил Англию. Все прошло как нельзя лучше – смотры, парады, посещение Кристального дворца, центра Всемирной выставки 1851 года, представление оперы Л. Бетховена «Фиделио». Наполеон был растроган, при расставании, уже сев в карету, он вышел из нее, прижал к груди королеву Викторию и облобызал ее в щеки. Сдержанные британцы онемели от изумления.