Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
Мы прибыли в пламенный чертог, когда золотые лучи жаркой Соль уже начали отливать медью и клониться к горизонту. Время щадило меня, но я всё равно очень спешила увидеть любимого аса, удостовериться, что в надёжных руках Хельги ему стало легче. Весь недолгий путь до покоев, где я оставила его, я теребила в руках маленький ларчик матери асов. Я не расставалась с ним всё это время, но при Идунн драгоценная вещица была спрятана за широким поясом платья. Мне не хотелось таить от подруги правду, если бы она вдруг заметила его, но я помнила клятву, которую дала Фригг. И после её заботы и снисхождения, я не могла предать доверие богини богинь.
Локи спал беспокойным тревожным сном, подле его постели
— Как он, Хельга? — я обратила печальный взор на приблизившегося лекаря, опустив похолодевшие ладони на сложенные на животе руки бога огня. Краем глаза мне довелось заметить, что вслед за мной к покоям поднялась Аста, передала подчинённым Хельги глиняный сосуд и корзинку с яблоками Идунн. Я обернулась к ней и благосклонным кивком головы отпустила служанку. Девушке требовался отдых, как, впрочем, и мне. Вздохнув, я прикрыла глаза, устало потёрла переносицу. Лекарь коротко, насколько могла, поведала мне о происходившем в моё отсутствие. Локи долгое время оставался в сознании, хотя его тело пожирал жар неясного происхождения. Он страдал, но держался с присущей ему стойкостью. Впрочем, когда с уст твоих не может сорваться даже сдавленный стон, волей-неволей не сумеешь проявить свою слабость.
Склонившись ко мне, Хельга поделилась своими сомнениями: ей казалась странной столь скорая и острая перемена, произошедшая в повелителе, отчего предусмотрительному лекарю даже пришлось проверить наличие яда в теле бога лукавства. Я похвалила прислужницу, в сложном ремесле которой осторожность и внимательность никогда не бывали лишними. Однако, зная чуть больше своей собеседницы, я сомневалась в правдоподобности её подозрения.
У меня на этот счёт сложилось собственное мнение: скорее всего, сказывалось действие неосознанного проклятия — колдовства неизученного и крайне непредсказуемого. Но, кроме того, я подозревала и другое: сколько я помнила Локи, его реакции всегда были обострены, а молодое тело переполняла энергия и жизненная сила, никому другому несвойственные. Чтобы поддерживать их, требовалось много пищи и жидкостей. Лишённый их, бог огня выгорал. Его же сила пожирала мужчину изнутри за неимением источника извне.
Я не стала раскрывать Хельге своих домыслов, лишь обернулась к распахнутым дверям на веранду. День близился к концу, но, пока у нас оставалось ещё немного времени, я решила не будить Локи и позволить ему набраться сил. Вместо того, я передала лекарю доверенный мне ларчик, впервые осмелившись выпустить его из рук, и поведала, что нам предстоит. Я не тешила себя иллюзиями и с ледяной ясностью понимала, что я сама не сумею перерезать ремни точной и твёрдой рукой ни этим вечером, ни каким-либо другим. Тем более, если требовалось успеть с последним лучом закатного солнца. А значит, эта скорбная честь выпадала на долю умелого и хладнокровного лекаря. Я не сомневалась в Хельге, но всё же мы проговорили порядок наших действий не менее трёх раз. Цена ошибки была слишком высока.
Сияющий лик Соль уже коснулся горизонта, когда я с робкой нежностью потревожила ненадёжный сон своего властелина. Локи нахмурился и приоткрыл болезненно блестящие
Снова прикрыв веки, муж ласково прижался к моей руке, и, поспешив воспользоваться его благосклонным настроением и ясным сознанием, я попросила дозволения избавить его от ненавистных ремней. На немой вопрос, угадывавшийся во внимательных глазах, я показала Локи клинок Фригг, приняв его из рук Хельги. Широкие рыжие брови удивлённо приподнялись, но, тотчас овладев собой, бог обмана вернул лицу невозмутимое выражение и кивнул. Я не сводила с него пристального взгляда. Сдавалось мне, что и каверзный ас, посвящённый во многие тонкости самого разного колдовства, знал, что такое обсидиан и на что он способен.
Время пришло. Движения Хельги были точными, быстрыми, непоколебимыми. Едва последний луч заходящего солнца сверкнул на тёмном лезвии, как оковы, наконец, пали. Ремни были перерезаны, и лекарь с безжалостным хладнокровием извлекала их из раненой плоти. Ещё более удивительное хладнокровие проявил Локи. Действия прислужницы причиняли ему мучительную боль, я угадывала это по ещё сильнее побледневшему лицу, по отголоску страдания, закравшегося в глубину полных ненависти глаз, однако мужественный бог огня не дрогнул, не воспротивился, не повёл и бровью. Когда всё было кончено, и Хельга обрабатывала окровавленные следы, лукавый ас лишь разомкнул губы и сделал глубокий вдох с жадностью утопающего.
— Наконец-то! — с присущей ему язвительностью произнёс невыносимый господин и тотчас поморщился — ему было больно говорить. Я не сумела сдержать усмешки — столько желчи и претенциозности прозвучало в тихом тоне супруга. Своенравный и такой родной… Как же я скучала по его голосу и остроумию!
— На языке повелителя это означает: «Благодарю тебя за то, что освободила меня от ненавистных ремней, Хельга», — ухмыльнувшись, пояснила я лекарю и обратила на неё взор повеселевших глаз. Уголок губ верной служанки дрогнул в полуулыбке, но она сдержалась и снова напустила на лицо серьёзное выражение. — Оставь нас на время и отдохни, ты это заслужила. Один из твоих подопечных пусть ждёт за дверью. На всякий случай. Не хочу больше неожиданностей, их на сегодня достаточно.
— Я понимаю этот язык, госпожа, — ровным благожелательным тоном подтвердила лекарь и, поклонившись, отступила к дверям. Вскоре покои опустели, я не позволила остаться даже служанкам у дверей. Мне хотелось побыть с мужем наедине. Внимательные карие глаза скользили по моему лицу, но Локи всё ещё молчал, подвластный боли. Он был бледен, и очертаниям губ вторили алые ссадины, оставшиеся после извлечения ремней. Хельга остановила кровь и наложила целебную мазь, которую из раза в раз держала под рукой, и я смела надеяться, что шрамы сойдут и не испортят красивого мужественного лица, любимых тонких губ.
Шрамы покрывали всё тело Локи. Некоторые из них, давно забытые, остались только светлыми тонкими полосками расплывчатых напоминаний. Другие казались более живыми, свежими, они неровными иссиня-розовыми линиями пересекали смуглую кожу бога огня. Одни были короче, другие — длиннее. Некоторые вгрызались глубже в плоть, а иные прошли вскользь. Сколько я помнила супруга, он никогда не придавал им значения, и я тоже не очень-то задумывалась об этом. По меркам Асгарда, Мидгарда, Йотунхейма, да почти любого мира, шрамы служат украшением мужчине и воину. Вот только какова их цена? Сколько боли и пролитой крови таили эти безмолвные и загадочные знаки? Это мог знать лишь их гордый обладатель.