Двуллер. Книга о ненависти
Шрифт:
– А не пошоркать ли вам спинку, Наташенька? – осведомился он. Было понятно, что они с Хоркиным хряпнули еще.
– Ну пошоркайте… – сказала Наташа, поднимаясь из пены так, что он увидел ее почти всю. Протопопов захлебнулся. Тело Наташи – темное, с небольшой грудью и выбритым лобком – было словно детское.
– Наташенька, какая вы… А вам точно есть 18 лет? – спросил он, улыбаясь и подходя. – А то будем мы потом с Хоркиным тюремную баланду хлебать…
– Не будете… – усмехнулась она. – Мне уже все можно.
Она зачерпнула воду и полила себе на грудь. Протопопов
Точно также туманилось и в голове Наташи. Она с трудом понимала, что происходит, что делают с ней Протопопов и почти сразу появившийся тут же Хоркин. Сначала было джакузи. Потом они, не вытираясь, вышли из ванной и устроились на диване. Сначала Протопов был сзади, а Хоркин у нее во рту. Потом наоборот. Потом они залили ее спермой. Она ушла в ванну, а когда вышла, они сидели голые и пили коньяк.
– За журналистов! – прокричал Протопопов. Довольная улыбка блуждала у него по лицу. Он не мог придти в себя от того, что все сбылось, все мечты, вгонявшие его в жар последние несколько дней. – Как вы, Наташенька, берете интервью, так еще никто у меня его не брал.
Тут Наташа увидела среди разбросанной – мужики явно торопились – по полу одежды кобуру. В голове у нее щелкнуло.
– А так, как вы, мне еще никто интервью не давал! – сказала она, улыбаясь. Они все захохотали.
Они снова выпили. Мужики стали обнимать ее. Потом Наташа залезла Протопопову на колени и начала его целовать. Она не соображала ничего, кроме одного: она должна их убить, убить сегодня, потому что следующего такого раза не будет – она и сама не сможет заставить себя еще раз пройти через это. Да еще и выяснилось, что тело не участвует в ее заговоре – оргазмы наступали один за другим. В обычной ситуации она уже давно лежала бы в уголке дивана в беспамятстве. Но тут ненависть делала ее ненасытной: когда голова туманилась, она вспоминала отца, как он подарил ей динозаврика из киндер-сюрприза – и приходила в себя. Это динозаврик сейчас был у нее на груди.
– Наташенька, неужели журналистам так мало платят? – разглядев динозаврика, спросил Протопопов. – Такую грудь (он как раз мял ей грудь) должны украшать брильянты.
Хоркин, обнимавший Наташу сзади, проговорил:
– Вашими интервью (он выделили это слово) вы могли бы заработать себе намного больше!
Тут оба заржали, но Протопопов оборвал смех и сказал Хоркину:
– Вова, не хами! Девушка с нами из любви. Ну или мы просто отличные парни…
Потом они снова облили ее спермой, она снова пошла в ванну, хотя не чувствовала уже ног. Тут ей кое-что пришло в голову и она собрала сперму со своей груди в коробочку из-под лезвий «Жилетт».
Она вернулась в комнату. Протопопов и Хоркин, потные, снова сидели на диване и курили.
– Ого! Вы, Наташа, опять готовы к трудовым подвигам? – спросил Протопопов. – А ведь мы с Вовой считали себя секс-гигантами. Каких только девчонок мы, извините, не затрахивали здесь до бессознательного состояния. Да и не по одной! А вам все мало. Стареем, Вова?
– Определенно стареем, Сеня! – отозвался Хоркин. – Всем бы такую старость!
Оба захохотали
– Выпейте с нами, Наташа… – предложил Хоркин.
– Нет, – ответила она, пожимая плечами.
– Если я напьюсь, ни вам, ни мне никакого кайфа…
– Аааа… – протянул Протопопов. – Ну тогда конечно…
Но тут идиллию нарушили мощные звуки – кто-то неподалеку долбил стену.
– Твою мать! – закричал Хоркин. – Перфоратор!
Он, голый, подбежал к телевизору, начал там нажимать на какие-то кнопки, и вскоре послышалась музыка.
– Ну сейчас посмотрим, кто кого! – прокричал Хоркин, идя назад. В руке у него был пульт и он давил на кнопку «Звук». На экране бесновалась какая-то группа. Почти мгновенно грохот перфоратора стал неразличим в громе барабанов и визге гитар.
– А как вы относитесь к анальному сексу, Наташенька? – прокричал ей Хоркин.
– К анальному? – переспросила она. – Пока никак…
– Ну так давайте попробуем? – предложил он. Она кивнула.
Потом за окном стало темно. Потом Хоркин срубился – он уснул, уткнувшись головой в угол дивана. Музыка все грохотала, хотя и непонятно было, работает еще перфоратор или нет.
Наташа, не чувствуя под собой ног, встала с дивана и пошла к одежде, так и остававшейся на полу.
– Ого, – прокричала она, будто только что увидев кобуру. – Да вы вооружены!
Она вынула из кобуры пистолет.
– Он настоящий? – прокричала она.
– Наташенька, осторожнее, он настоящий, – прокричал в ответ почти не слышавший ее Протопопов. – Еще дырку Хоркину на потолке сделаете – он нас убьет!
Протопопов засмеялся. Тут Наташа подошла к нему и прокричала в самое ухо:
– Нет. Он нас не убьет. Это мы его убьем.
И за то мгновение, пока Протопопов старался понять эти слова, она обошла диван, приставила пистолет к хоркинской голове, к самому виску, и нажала на спуск. Голова дернулась.
Протопопову казалось, что это кино. «Я перепил и мне чудится»… – убеждал он себя. Он видел, как Наташа подобрала с пола пульт. Музыка стала тише, почти умолкла.
– Сидеть! – тихо проговорила Наташа, не сводя с Протопопова пистолет. – Сидеть, сука. Помнишь 29 декабря 1994 года?! Помнишь, падаль? Помнишь, как вы однажды поигрались в вытрезвителе в новогоднюю ночь? Думаешь, я не знаю, откуда у тебя этот шрам? Ну да, я призрак того мужика, на котором вы отрабатывали удары. Я твоя смерть, и я пришла за тобой!
Протопопов все мгновенно понял: все кубики – дед Марков с его предсказанием, необъяснимый интерес этой девчонки с таким телом к нему, к толстяку, ее удивительная сговорчивость – сложились. Протопопову стало страшно. Так страшно, как не было никогда. Из него потекло.
– Наташа, не надо, что вы так реагируете… – заговорил Протопопов. – Он кто был вам – ваш папа? Дедушка?
– Это был мой отец, он был боевой офицер и если бы вы не держали его, вас всех надо было бы отскребать в том трезвяке от стенок… – сказала Наташа. – Жаль, что это не его пистолет. Но ничего. Слышишь, папа, я сейчас прострелю этому уроду что-нибудь! Что ты хочешь, чтобы я прострелила ему, папа?!