Двуявь
Шрифт:
Один из незваных гостей положил Юре на лоб ладонь.
В то же мгновение марево потускнело и стало таять, однако сами 'химеры' не исчезали - наоборот, теперь они перестали напоминать фантомы и окончательно встроились в материальный мир. Стало заметно, что черты лиц у них всё же разные, лишь пустота во взгляде - одинаковая у всех. Пустота эта, впрочем, напрочь утратила космическую таинственность, стала земной и скучной. Комбинезоны тоже подрастеряли футуристический лоск и теперь напоминали, скорее, поношенные спецовки.
Вокруг Юры стояли каторжане из сна.
Сам он по-прежнему не мог пошевелить даже пальцем - ядовитая тяжесть сковывала конечности. Клеймо на руке отчаянно
Воздух в комнате колыхнулся, 'пустышки' разом обернулись к двери, и он посмотрел туда же. В проёме стояла Тоня. Она оглядела трёх чужаков и решительно шагнула вперёд - они расступились нехотя, попятились, как хищники от огня. Девчонка присела на край дивана, прикоснулась к щеке лежащего и сказала: 'Не бойся, здесь я хозяйка, они ничего не сделают. Но тебе пора просыпаться. Слышишь, Юра? Пожалуйста, проснись, я жду...'
– Юра! Давай же, ну!
Он вскинулся и распахнул глаза. Тоня сидела рядом и, тормоша его за плечо, раз за разом окликала по имени. Заметив, что он наконец-то отреагировал, облегчённо вздохнула и попеняла:
– Самохин, я же просила - не пугай меня так! Я зову, а ты лежишь как покойник! Опять тебе ужастики снились? Рассказывай.
– Ну их нафиг. Уже утро?
– А что, не видно? Вставай, сонная тетеря, завтракать будем.
Она убежала в другую комнату, а он, выбравшись из-под тёплого одеяла и натянув штаны, шёпотом выругался в адрес зазеркального сыщика - тот так усердно размышлял на тему 'пустышек', что это повлияло на Юрины утренние кошмары: несчастные каторжане подсознательно отождествились с 'химерами'.
Но Тоня-то какова! Выдернула его из трясины без всякой аппаратуры и без выжженных кругов на полу. А он, бессовестная скотина, ещё её в чём-то подозревал...
Размышления прервал входящий звонок - можно было даже не смотреть на браслет, чтобы понять, кому неймётся в такую рань.
– С праздником, - сказал Фархутдинов.
– Вы уже проснулись? Всё хорошо?
– Прекрасно. Что вы хотели?
– Просто проверка. Вчера вы не приехали к нам, хотя собирались, вот и интересуюсь.
– Вы же наверняка в курсе, где я сейчас. Не удивлюсь, если дрон всю ночь за окном висел...
– Живое общение технику не заменит, - хладнокровно пояснил комитетчик.
– Подвезти вас до Медноярска?
– Спасибо, как-нибудь сами.
– Но если что - я рядом, не забывайте. У вас не появилось идей, как активируется клеймо? Может, во сне что-нибудь увидели?
– Есть кое-какие мысли, но их надо ещё обдумать.
– Хорошо, я понял. Удачи на демонстрации.
Теперь, после напоминания Фархутдинова, картинки из зазеркалья снова встали перед глазами во всей своей первозданной мерзости. Просто в голове не укладывалось, как люди умудряются существовать в том гадюшнике, не сходя при этом с ума. Хотя, если на то пошло, их психическое здоровье - штука сомнительная и в высшей степени спорная. Разве может нормальный, вменяемый человек лупить очередями по электричке, заполненной пассажирами, и при этом получать удовольствие?
Студента замутило; он сделал глубокий вздох, чтобы прийти в себя.
Нет, лучше вообще не вспоминать те подробности. Надо сосредоточиться на другом, а именно - на догадке Марка насчёт 'пустышек', пусть даже пока не очень понятно, как эту догадку использовать наяву...
– Юра! Опять в облаках витаешь? Пойдём, а то чай остынет.
– Ага, иду.
Пар поднимался из чашек тонкими струйками, рисовал над столом игривые завитушки; торт, недоеденный накануне, пестрел соцветиями из крема, манил кондитерским ароматом. Тоня положила себе здоровенный кус, да ещё
– Брр, - Меньшова-старшая, поднявшись из-за стола, взглянула на градусник за окном.
– Минус один, и иней лежит.
– Ничего, - беспечно сказала Тоня, - растает скоро.
– Тёплую куртку всё равно надевай. И обязательно с капюшоном - слышала же, дождь обещают.
– Ой, мам, прекрати уже. Мне что - три годика?
– Должна же я побрюзжать для порядка? Я-то буду тут кайфовать, а вы там - торчать на холоде.
– А вы на демонстрацию не идёте от предприятия?
– спросил Юра.
– Я думал, вместе поедем - ваша фабрика тоже ведь в Медноярске.
– У нас иногородних освободили, так что буду по телику вас высматривать.
– Мы тебе помашем, - пообещала дочка.
– Кстати, уже выходить пора.
За ночь и правда похолодало, зато ветер почти улёгся, сочтя свою работу законченной: тучи зацементировали небо над городом без просвета, от горизонта до горизонта. Листва на деревьях, лишившись солнечной подсветки, поблёкла, иней белел на клумбах.
Погодная хмурь, впрочем, не особенно испугала народ - во дворе царило весёлое оживление, двери подъездов беспрерывно распахивались, выпуская жильцов, и те спешили к автобусной остановке. Самохин представил, как во всём городе сейчас зарождаются такие вот многоголосые пёстрые ручейки, которые, соединяясь друг с другом, крепнут и набирают силу, чтобы через час-полтора влиться в общий поток на центральной улице. Всё это, надо думать, красиво смотрится сверху - с какого-нибудь, например, мини-дрона...
– Юр, мы ж на электричке поедем? Или сегодня лучше на 'черепашке'?
– Не, давай как обычно.
– Согласна! Только на вокзал пешком уже не пойдём, а то слишком долго.
В автобусной тесноте их тотчас же прижало друг к другу, но они, понятное дело, были совсем не против. Попутчики между тем пересмеивались:
– Подготовился, Степаныч?
– А то! У меня с собой.
– Так, может, как выйдем, сразу? Для ясности мысли и твёрдости шага?
– Ну, если только для-ради них...
– Меня возьмёте?
– вмешалась озорная бабёшка, сидящая у окна.
– Такую красоту - и не взять?..
Людно было и на вокзале. Юра с Тоней, чуть пробежавшись, успели вскочить в вагон и даже умудрились найти два свободных кресла. Играла музыка - кто-то включил с планшета 'Маяк', однако бравурные революционные марши сегодня не раздражали. Парень, сидящий неподалёку, помахивал флажком в такт мелодии - в шутку, но без издёвки.
Прежде Самохин вообще не задумался бы над такими вещами, но теперь, набравшись зазеркального опыта, он смотрел на происходящее несколько отстранённо, как мог бы смотреть внимательный иностранец. И видел - всё это напоминает, скорее, не подготовку к эпохальному торжеству, а посиделки в большой компании. Люди согласились между собой - сегодня действительно имеется повод, чтобы пройтись по улицам, пообщаться, выпить с друзьями, и ради этого можно вытерпеть трескучие лозунги и патетические речуги. Потому что лозунги и речуги - лишь шелуха, которая осыплется без следа, зато останется желание жить и работать вместе.