Дядя Фёдор, пёс и кот. Полное собрание
Шрифт:
Когда папа об этом менеджере думал, ему самому хотелось колготки на голову натянуть и с опасным оружием — с вилами — в подвал Дома журналистов явиться для выяснения отношений. Но он быстро себя успокоил и говорит:
— А у меня такая мысль есть прогрессивная. А давайте мы к себе на Новый год всех простоквашинских позовём.
— Да у нас тут простоквашинских только и осталось, что бабка Евсевна с дедом Сергеем с горушки да бабка Сергевна с дедом Александром за церковью, — говорит Печкин. — Да сторож Шуряйка
— Вот всех их и позовём.
— Все не придут. Шуряйка хромой ни за что не придёт.
— Почему?
— Он стесняется. Он негром стал.
— Как так негром стал? Разве неграми становятся?
— Становятся, да ещё как. К нам морилку завезли венгерскую для мебели. Он её выпил заместо спирта на одной гулянке. Наутро весь окрасился в коричневый цвет. Вот, не пей что ни попадя.
— Ну и пусть он коричневый. Всё равно позовём, — говорит папа. — В нашей стране все равны, независимо от цвета кожи.
Он взял лист бумаги из своего чемоданчика и стал рисовать пригласительные билеты:
Уважаемый дед Сергей с горушки!
Приглашаем вас с супругой (Евсевной) на торжественный банкет — встречу Нового года. Форма одежды нарядная. Лучше всего приходить со своим стулом или с табуреткой.
Встреча состоится в доме дяди Фёдора.
— Почему дяди Фёдора? — спрашивает Печкин. — А моя почта на что? Там помещение побольше будет. Там можно даже танцы устраивать.
— А телевизор там есть? — спрашивает папа. — Ведь мы должны нашу маму видеть. Её будут из подвала передавать.
— Есть там, есть телевизор! Мы всё увидим. И там большая ёлка прямо перед окном растёт.
Папа все пригласительные билеты на почту переписал. А Печкин их быстро по адресам разнёс.
Потом они все, кроме папы, взяли всё нужное и пошли на почту, чтобы почту в зал приёмов переоборудовать. Папа в избе остался, ему надо было к празднику узбекский плов готовить из гречки.
Глава 7
Неприятности в подвале дома журналистов
В подвале Дома журналистов было очень светло и много музыки. Кругом были участники художественной самодеятельности. Один участник был художественнее другого.
Это были пластичные ребята и девушки из самодеятельного цирка. Они были все в блёстках и купальниках. А некоторые были только в блёстках, потому что купальники у них были незаметные, под цвет загара.
Они принесли огромное количество резиновых гирь. Мама взяла одну резиновую гирю и упала, потому что гиря была настоящая.
Там ещё были певцы во фраках напрокат. Один певец, например, мог в своём фраке, как в дачном туалете, вертеться. Потому что такой большой был у него фрак. Но пел он прекрасно. Он пел известную арию «Не счесть алмазов каменных в пещерах…».
А танцоров всяких танцев — украинских, испанских, молдаванских и цыганских — было столько, что они весь Дом журналистов заполнили от подвала до чердака. И все везде всё репетировали. Одних кадрилей репетировалось три: подмосковная, подпсковская и подсанкт-петербургская.
Мамина аккомпаниаторша — менеджер по колготкам тётя Валя — так волновалась, что ноты с песнями вместо пригласительного пропуска на входе милиционеру отдала. А дежурный милиционер сам так волновался, что эти ноты вместо пропуска взял.
И вот режиссёр Грамматиков, ответственный за концерт, закричал:
— Внимание, до начала трансляции осталось два часа! Начинаем прогон.
Прогон — это не тогда, когда прогоняют ненужных людей, а тогда, когда идёт последняя репетиция.
Операторы схватились за камеры, осветители — за фонари, прозвучали фанфары, и концерт пошёл. Вернее, не концерт, а репетиция концерта.
Песни сменялись гирями, гири — кадрилями, кадрили — художественным чтением. Маме дяди Фёдора было интересно и страшно.
И вот очередь дошла до неё. Ведущий программы, такой манекеноподобный гражданин Маслёнков, таким специально объявлятельным голосом говорит:
— Выступает продавец отдела женской галантереи и духов певица Римма Свекольникова.
(Мама из застенчивости свою первую фамилию назвала, ещё допапину.)
— Что вы будете петь? — спрашивает маму манекеноподобный Маслёнков.
— Я буду петь казачью песню про ракитовый куст. Это любимая песня моего мужа.
— Но это же совсем не новогодняя песня, — говорит ведущий. — Она очень грустная.
— Да, — согласилась мама. — Но мой муж её очень любит! И казаки тоже.
— Хорошо, — сказал ведущий. — Раз так, пойте. А кто вам будет аккомпанировать?
Мама ему прошептала на ухо. Он громко объявил:
— Аккомпанирует менеджер по колготкам из того же магазина Валентина Арбузова.
А Валентина Арбузова аккомпанировать не может, — она ноты милиционеру отдала.
Пришлось номер мамы — песню про ракитовый куст — снять и временно заменить танцем народов Сибири.
Мама даже в сумочку полезла за платком — слёзы утирать. Видит, в сумочке какой-то свёрток лежит.
— Валя, — говорит она своему менеджеру по колготкам, — смотри. Мне кто-то в сумочку мину подложил!
Тут к маме режиссёр Арифметиков подходит и говорит:
— Нам в нашей новогодней программе обойтись без казачьей песни никак нельзя. Казаки могут восстать. И тогда такое в стране начнётся!!! Я вам выделю нашего лучшего пианиста Диму Петрова. Идите с ним репетируйте. Он без всяких нот любую музыку может играть. Его ноты только обижают.
И мама немедленно в репетиционный зал пошла.