Дядя Сайлас. В зеркале отуманенном
Шрифт:
Кузина Моника между тем занимала беседой папу. Она была идеальной собеседницей для него, столь неразговорчивого в силу привычки, — резво летящая речь кузины почти не предполагала ответных реплик. Даже в этом молчаливом доме, пока гостья оставалась с нами, разговор не мог замереть.
Позже кузина Моника и я перешли в малую гостиную, побудив джентльменов какое-то время занимать друг друга, чему они, наверное, предавались без особого воодушевления.
— Идите сюда, моя дорогая, садитесь рядом! — позвала леди Ноуллз, упав без церемоний в кресло. — Расскажите мне, как вы с папой живете. Я помню его человеком веселым, даже занятным… поверьте. А теперь он так скучен, замкнулся в себе и тешится своими фантазиями, лелеет свои причуды. Дорогая,
— Да, но, боюсь, они очень плохи. Есть несколько рисунков, мне кажется, удачнее — в папке, спрятанной в шкафу, что в холле.
— Эти вовсе не плохи, моя дорогая. И вы, конечно, играете на фортепиано?
— Да… надеюсь, прилично…
— Не сомневаюсь. Я вас потом непременно послушаю. А как ваш папа вас развлекает? О, вы озадачены. Слово «развлечения» не часто произносится в вашем доме. Но вы не должны обратиться в монашку или, того хуже, в пуританку. Кто он? Поборник «Пятой монархии»? {15} Я забыла, скажите же мне название секты, моя дорогая.
15
Кто он? Поборник «Пятой монархии»? — «Воины Пятой монархии» — религиозно-политическая секта времен протектората Оливера Кромвеля. См. также примеч. 3, 17 к «Дому у кладбища».
— Папа, я думаю, сведенборгианец.
— Да, да… Забыла это ужасное наименование… Сведенборгианец, именно. Не знаю точно, во что они верят, но каждый, дорогая, вам скажет — они вроде язычников. Он из васеще не сделал нечто подобное?
— Я хожу в церковь каждое воскресенье.
— Какое счастье! И что за безобразное наименование — «сведенборгианцы»! К тому же они все, наверное, будут прокляты, моя дорогая, а это никак нельзя упускать из виду. И почему бедный Остин не выбрал что-нибудь другое? Я бы лучше совсем отказалась от веры и наслаждалась жизнью, пока жива, чем выбрать такую, из-за которой здесь одно беспокойство, а за гробом — вечные муки. Но есть люди, моя дорогая, жаждущие страданий, за страдания они, как бедный Остин, ждут награды и в ином мире, и в этом… Ха-ха-ха-ха! Как помрачнело личико маленькой леди! Вы не думаете, что я страшно скверная? Ну конечно же думаете. И скорее всего, вы правы. Кто шьет вам платья, дорогая? Выглядите вы презабавно!
— Этозаказывала, кажется, миссис Раск. Мы с Мэри Куинс обдумывали его. Очень красивое, я считала… Нам всем платье очень нравится.
Платье, должна сказать, было слишком затейливым и, возможно, совершенно нелепым, если принимать во внимание требования моды. Старую кузину Монику Ноуллз, не отстававшую от лондонских модниц, оно, очевидно, позабавило, будто какой-то невообразимый телесный изъян, ведь она смеялась буквально до слез; моя же сдержанность и написанное на лице недоумение только провоцировали новые взрывы веселья, и она никак не могла успокоиться.
— Вы не должны сердиться на кузину Монику! — вскричала она, вскочив с кресла. Порывисто обняла меня, сердечно поцеловала в лоб и легонько потрепала по щеке. — Ваша кузина Моника — болтливая, вредная, глупая старуха, которая вас очень любит, запомните это и никогда не обижайтесь на ее вздорные выходки! Значит, вы втроем сошлись на совет: миссис Раск, вы сказали, Мэри Куинс и вы сама, премудрая… Три ведьмы сошлись. А тогда вступил Остин в ваш круг и, подобно Макбету, спросил: «Чем заняты вы?» Ноулские же ведьмы хором в ответ: «Тем или этим, чему названия нет!» {16} Ну а теперь, моя дорогая, шутки прочь. Это совершенно непростительно со стороны Остина — я хочу сказать, со стороны вашего папы — предоставить вас, что касается нарядов, заботам двух старых женщин с причудами. Ведь они старые — да? Это истинное злодейство. Я его отругаю… непременно, моя дорогая. Вы же знаете, вы — наследница; не позволяйте выставлять себя на посмешище.
16
Три ведьмы сошлись. ‹…› «Тем или этим, чему названия нет!» — См.: У. Шекспир, «Макбет» акт IV, сц. 1.
— Папа намерен отправить меня в Лондон с мадам и Мэри Куинс, а возможно, и сам поедет с нами, если ему доктор Брайерли разрешит. Тогда я куплю платья и все, что необходимо.
— Ну, это уже кое-что. А кто такой доктор Брайерли?.. Ваш папа болен?
— Болен? О нет! Не похоже… А вы думаете, он болен? У него больной вид? — настойчиво спрашивала я, не скрывая испуга.
— Нет, моя дорогая, вид у него прекрасный для его возраста. Но кто этот доктор — позабыла имя… Врач? Из священников? Ветеринар? И почему у него испрашивают разрешение на поездку?
— Я сама не знаю.
— А он… как там… сведенборгианец?
— Да, мне кажется…
— О, понятно! Ха-ха-ха! И бедный Остин должен испрашивать разрешение на отлучку в город. Но он поедет независимо от того, по нраву это доктору или нет, нельзя же отправлять вас в Лондон под присмотром вашей француженки, моя дорогая. Как ее зовут?
— Мадам де Ларужьер.
Глава X
Леди Ноуллз срывает покровы
Леди Ноуллз продолжала расспрашивать:
— А почему же не шьет вам платья мадам, моя дорогая? Ставлю гинею, она модистка. Разве она не обязывалась шить вам платья?
— Я… я не знаю. Она — гувернантка, приглашенная, чтобы совершенствовать мои знания. Из законченных, говорит миссис Раск.
— Из бездельниц законченных! Подумайте, такая важная леди, что не соизволит скроить вам платье и не поможет сшить! А что вообщеона делает? Посмею сказать, она не способна научить ничему, кроме дурного. Во всяком случае, васона не многому научила… пока. Я хочу ее видеть, моя дорогая. Где она? Пойдемте повидаем мадам. Мне не терпится поговорить с ней.
— Но она больна, — отвечала я. С досады я была готова расплакаться, думая о платье, таком нелепом, осмеянном моей искушенной родственницей; я только и мечтала поскорее скрыться у себя в комнате, чтобы не попасться на глаза красавцу капитану.
— Больна? Неужели? И что за болезнь?
— Простуда. Лихорадка и приступы ревматизма, по ее словам.
— О, простуда! Мадам на ногах или в постели?
— Нет, не в постели, но своей комнаты не покидает.
— Я очень хочу ее видеть, моя дорогая. Не из любопытства, уверяю вас. Дело вовсе не в любопытстве. Гувернантка может быть или чрезвычайно полезна в доме, или бесполезна до чрезвычайности, а то и способна нанести чудовищный вред. Научит вас плохому произношению, плохим манерам… Бог весть чему еще. Пошлите домоправительницу, моя дорогая, пусть передаст, что я хочу повидать ее.
— Лучше я сама передам ей, — предложила я, опасаясь, что у миссис Раск может выйти ссора с воинственной француженкой.
— Вот и прекрасно.
Я заторопилась к мадам, чтобы ненароком не встретиться с капитаном Оукли.
Я пересекала галерею и думала: неужели же мое платье так нелепо, как считает кузина; я пыталась припомнить хоть какое-то свидетельство насмешливого презрения со стороны неотразимого, речистого денди — нет, в памяти сохранилось, наоборот, совсем иное. И однако, я не могла унять нервную дрожь. Девушки в том возрасте, в каком была тогда я, легко поймут, до чего несчастной сделал меня страх оказаться посмешищем в подобных обстоятельствах.