Дьявол, которого знаешь
Шрифт:
Он швырнул газету на пол.
— Потому что ты уже не та девушка, на которой я женился!
Сегодня он начал прямо с этого. Обычно они ходили вокруг да около, пока не подбирались к тому месту, с которого он имел право жаловаться на нежелательные перемены в собственной жене, что, в свою очередь, заводило их в тупик, и тут ей полагалось принести извинения за то, что она и его расстроила, и статус-кво нарушила.
Но Тесса теперь видела все совсем в другом свете. Никто не может быть главным. Брак — это партнерство. И партнеры равны. Веками женщины были в подчинении, не пора ли мужчинам пересмотреть свои
— Надеюсь, что нет! — ответила она язвительно. — Когда я выходила за тебя, мне был двадцать один год. Мы оба не те, что были тогда. Мы стали взрослыми.
— А может, чужими?
— Да, мы не можем проводить вместе много времени, как другие пары. Мы полицейские. Это все из-за нашей работы.
— А разве честно, что жена по чину старше мужа?
— Мы с тобой служим не вместе, и тебе не приходится называть меня «госпожа инспектор», — возразила Тесса.
— Прежде всего, муж никогда не должен называть жену госпожой.
Терпение Тессы лопнуло.
— Другими словами, ты был рад, когда я была просто полицейским, но инспектором я становиться не должна была, да? Не имела права, так, наверное, твоя мама считает?
— Оставь мою маму в покое.
— Если бы все было так просто! Она все время тебя настраивает против меня. Считает, что я не должна была идти на курсы, особенно после того, как ты не сдал экзамен на инспектора. Мне надо было притормозить, пощадить твою гордость и не выходить за рамки, тобой обозначенные. Так должна себя вести хорошая жена, да? Потому что так вела себя твоя мамочка — делала то, что велел ей муж.
Харри сверкнул глазами и напрягся. Она сказала то, что было совершенно непростительно.
От звука его голоса Тесса вздрогнула.
— Моя мать все сорок пять лет была преданной женой моего отца.
— Ах, так! И ты хотел, чтобы и я была такой же! Куча детей, привязана к дому, но обувь всегда начищена, рубашки выглажены, горячий ужин готов — все, как тебе нравится. И неважно, нравится ли это мне. Твои желания прежде всего.
— Так оно и было бы, если бы я давал тебе кров и пищу.
— Вот что тебе не нравится! Что я сама себя обеспечиваю и, что уж совсем непозволительно, зарабатываю больше, чем ты!
— Я не брал себе в жены чертову карьеристку, так, во всяком случае, мне казалось. Я хотел иметь жену, детей, семейный очаг:
— Если ты помнишь, поначалу и я хотела детей. Больше всего на свете я хотела иметь от тебя детей. Это ты сказал: «Давай подождем».
— Это было до того, как ты всего достигла. Взяла от меня все, что можно, и поставила меня на полку, как прочитанную книгу. Как я должен был к этому относиться?
— Ты сам хотел, чтобы я сдала экзамен на сержанта.
— Но я не думал, что ты пойдешь работать в этот проклятый следственный отдел или помчишься в Брамшил.
— Так что же, когда мне это предложили, я должна была ответить: «Благодарю вас, но — нет, моему мужу это не понравится»?
— Тебе следовало спросить меня.
— Спросить? Чего — разрешения? А я-то думала, что ты будешь рад за меня.
«Мне и в голову не приходило, что ты станешь ревновать», — подумала она при этом.
Он был на грани, это было ясно, особенно после того, как сказал с горечью:
— С тех пор ты уже никогда не бывала прежней. Эти чертовы курсы —
Они стояли и смотрели друг на друга. Наконец Тесса сказала:
— Я не собираюсь спорить дальше. Я устала от споров. Может быть…
В сотый раз она отступала, только сейчас подумала: «Ведь папу это уже не расстроит. Папу уже ничто не расстроит…»
Епископ Паджет был известен своими непримиримыми взглядами на развод и считал, что то, что Господь соединил, человек разъединить не может. В этом вопросе он всегда был на стороне католической церкви, от которой его церковь была отъединена усилиями Генриха VIII, и поэтому, пока он осознавал все, что происходило вокруг, Тесса, стиснув зубы, пыталась сохранить свой распадающийся брак. После того, что сделал с ее отцом скандал, поднявшийся вокруг гибели Руперта, она не могла позволить кому-нибудь сказать, что она добила отца, презрев то, во что он глубоко верил. Но после последнего удара он находился в состоянии, на которое уже не могли повлиять внешние события.
Так что, когда Харри спросил:
— Что «может быть»? — Тесса посмотрела на него с таким видом, что его передернуло.
— Может быть, нам пора с этим кончать? Если я не такая, какой ты бы хотел видеть свою жену, зачем себя мучить? Надо развестись. И тогда ты сможешь попросить свою маму, чтобы она нашла ту, которая подойдет под сэнсомовский стандарт. Да Господи, она же с самого начала дала мне понять, что я ему не соответствую.
— Развода я не желаю! — Лицо Харри было искажено гневом. Когда он встал с дивана и направился к Тессе, она едва сдержалась, чтобы не отступить. — В семье Сэнсомов не было разводов, и я не желаю быть в этом первым! Я прошу от тебя только одного — ради разнообразия попробовать думать прежде всего о муже. Оставь ты свои амбиции и стань той, прежней, какой была когда-то. — Голубые глаза потемнели. — И еще я хочу, чтобы ты вынула эту штуковину… Нам давно пора подумать о детях.
Тесса сокрушенно прикрыла глаза. «Господи, Харри! — подумала она в отчаянии. — Неужели ты думаешь, что так меня привяжешь? Ничего у тебя не получится, потому что я не хочу детей от тебя. Больше не хочу. И тебя не хочу». Она вдруг поняла совершенно отчетливо, что Харри Сэнсом перестал быть для нее главным в жизни. Теперь она получала больше удовольствия от работы.
Она смотрела на него — и словно не видела. Красивое лицо, огромное ладное тело и ограниченный ум. Блестящая оболочка, а глубины-то нет. Харри видел только то, что хотел видеть, и принимал то, что хотел принять. Ей никогда не удавалось убедить его в том, что есть вещи поважнее, чем его личная безопасность и благосостояние.
— Тесса! Тесса! Почему ты так на меня смотришь, будто не узнаешь? Это ты переменилась, а не я.
«Конечно, — подумала она, — ему и в голову не может прийти, что я его разлюбила. Но это так. Хотя… вряд ли это было любовью». Да, придется признать — это факт.
Давно уже у нее не начинало сильнее биться сердце, холодок не бежал по спине от его взгляда или прикосновения. Даже оргазмы, до которых он доводил ее каждый раз — он считал бы себя худшим из любовников, будь это не так, — стали запрограммированными и давно потеряли прелесть новизны. Теперь даже его бесконечные измены не могли пробить ее равнодушия.