Дьявол в Лиге избранных
Шрифт:
– Мама, мне звонят по параллельной линии. Мне нужно идти. – У меня не было параллельной линии, но она не знала об этом. – Поговорим позже. Передай папочке, что я его люблю.
Но когда я повесила трубку, меня ждала Кика:
– Я же говорила вам: никакого секса!
– Кика, в самом деле, это же только искусство.
– Это не искусство. – К этому моменту она уже дошла до шестой страницы и махала ею у меня перед лицом, как матадор красной накидкой перед быком.
– Называй это как хочешь, но я вовсе не хотела, чтобы кто-нибудь это увидел.
– Тогда как же
У моей горничной была бульдожья хватка: если что-то попадало ей в зубы, она уже не выпускала.
В итоге ей удалось вытянуть из меня детали знаменитой выставки, которая сделала из меня дьявола, и то, откуда Пилар узнала, где искать картину.
– Никки? – ошеломленно произнесла Кика. – Мисси Граут сделала это?
Я пожала плечами и налила себе чашку горячего чая, добавила сахар и сливки, затем перемешала, и нежное позвякивание серебра о фарфор подействовало на меня успокаивающе.
В течение следующих нескольких дней я удивительно хорошо держалась – для женщины, которую недавно втоптали в грязь. Само собой, люди сторонились меня. Телефон молчал. Никто не заходил ко мне. Конечно, меня не слишком привлекала роль отверженной – пусть и изумительно прекрасной отверженной – но, по крайней мере, мне не нужно было ни с кем встречаться.
Кике это все далось не так просто. Ей, в отличие от меня, приходилось выходить из дома. Покупать продукты и моющие средства, забирать одежду из химчистки. В супермаркете другие горничные не становились в одну с ней очередь. Почтальон теперь опускает письма в ящик, а не заходит на чашку чая, как это было раньше. Даже дворник едва здоровается.
Однако вся эта история не отпугнула Никки. Она появилась у меня три дня спустя после выхода статьи. Ее волосы все еще были благородного темного оттенка, и она до сих пор носила жемчуг, но на ней были тесные брюки хаки, белая футболка (тоже в обтяжку) и кеды в цветочек. Это был лишь отзвук леопардовой лайкры и шпилек, но футболка и кеды не считались в Лиге подходящим нарядом для визитов.
Как говорится, все возвращается на круги своя, и Никки медленно двигалась к себе прежней.
Кика не хотела ее впускать и говорила с ней, высоко задрав нос.
– Кика, мне так жаль, ты не представляешь себе, – услышала я слова Никки в прихожей.
Я появилась наверху лестницы:
– Впусти ее, Кика.
Почему, спросите вы. Честно говоря, мне было скучно. Визит Никки все же лучше, чем дурацкие телепрограммы, уткнувшись в которые я искала причины, по которым мне не следует встречаться с Сойером и чувствовать обиду за то, что он даже не звонит. Как будто со мной так просто справиться.
Я спустилась вниз.
– Фреди, прости, пожалуйста, – сказала Никки. – Я ни в коем случае не должна была рассказывать Пилар о Сойере.
– Кика, не могла бы ты сделать нам чаю?
Они обе были удивлены, но Никки не дала мне возможности передумать. Она прошмыгнула мимо меня в сторону веранды.
Мы сели за тот же стол, за которым я давала Никки урок хороших манер пару недель назад.
– Расскажи, что происходит в городе. Она удивленно раскрыла рот:
– Не могу поверить, что ты
Кричать? Я?
– Я ужасно себя чувствую из-за всего, что случилось. Как я могла быть такой наивной, что поверила, будто Пилар действительно снова хочет стать моей подругой, когда она устраивала для меня ленчи и походы по магазинам со всеми этими леди. Внимание вскружило мне голову – настолько, что я не видела, чем это было на самом деле. Стыдно подумать, в какого сноба я превратилась. Я просто не знаю, как загладить вину перед тобой.
– Не нужно, и давай не будем к этому возвращаться. – Я видела, что она не собиралась все так оставить, и приняла контрмеры: – Ты видела в последнее время Сойера?
Честно говоря, я не собиралась о нем спрашивать, но, к счастью, мне удалось произнести это с достойной восхищения долей безразличия.
– Сойера? Нет. Я оставляла сообщения на автоответчике, но он так и не перезвонил. Наверное, он ужасно зол на меня. Ты видела его?
– Нет.
– Это просто ужасно.
Было ясно, что и эту тему она не собирается так оставить, поэтому я отвлекла ее:
– Главное, как ваши дела с Говардом?
Трюк сработал. Она помотала головой и вздохнула.
– Только представь себе, я вела себя, как высокомерная стерва, но он все равно меня любит. Я действительно самая счастливая женщина на свете. И он просто чудесно ко мне относится с тех пор, как я сказала ему, что не буду больше пытаться попасть в Лигу избранных.
– Мне жаль. – Это было почти правдой.
– Как ты можешь даже думать об этом, после того что я сделала? Если бы я все не запутала, меня бы приняли. – Она немного поникла на стуле и сморщила нос. – Могу я спросить тебя о чем-то?
Я хотела ответить «нет».
– На самом деле ты ведь не хотела, чтобы я прошла в Лигу избранных?
Как так получалось, что я, вполне умная женщина, продолжала натыкаться на эти неловкие прямые вопросы? И вот опять ее вопрос застал меня врасплох и ждал немедленного ответа.
– Никки... – не представляла себе, что ответить, и чуть не расцеловала Кику, когда она внесла чай.
– Ладно, можешь не отвечать. Но я знаю, что это правда. Но суть в том, что ты в любой момент могла расторгнуть сделку с Говардом – а я знаю, что вы с ним заключили какую-то сделку, я не слепая, – сказав ему: «Видишь, я пыталась, но ничего не вышло, потому что твоя жена рта не может раскрыть, чтобы не сказать какую-нибудь глупость». Но ты так не поступила. Ты сделала из меня леди, несмотря на все мое сопротивление. И я всегда буду благодарна тебе за это.
Я начинала чувствовать себя очень неловко.
– Я просто хочу поблагодарить тебя, Фреди, и принести извинения за то, что я была такой идиоткой и попалась на удочку Пилар. Но не переживай, как-нибудь я сумею все возместить.
– Никки, ты ничем мне не обязана.
Она отставила в сторону чашку и встала:
– Нет, обязана. Наверное, никто в городе больше с тобой не разговаривает...
Должна сказать, что одно дело понимать что-то разумом, и другое – слышать, как кто-то говорит это вслух.