Дьявол в музыке
Шрифт:
– Теперь ты объяснишь, что это был за вздор, который вы с Брокером говорили? – потребовал МакГрегор.
– Он сказал, что лакеи маркеза Ринальдо хотят поговорить со мной и дали ему скудо, чтобы он устроил встречу. Я спросил, о чём будет разговор, а Брокер пояснил – они осторожничают и будут говорить только со мной. Я велел отвести их в мою комнату и сказал, что скоро присоединюсь.
– Я и не знал, что ты научился так болтать на этом жаргоне.
– Иногда такое бывает полезно, - с улыбкой ответил Джулиан. – Я думаю, Занетти будут полночи листать словарь английского, но всё равно ничего не поймёт[74].
Они дошли до своей комнаты. Внутри уже ждал Брокер с парой лакеев, который Джулиан заметил ещё днём. Они уже счистили дорожную пыль с огненно-красных сюртуков и надели чистые чулки из белого шёлка и щедро напудренные парики. Это были рослые и крепкие мужчины с широкими плечами и мощными икрами, что всегда ценятся у лакеев. Одному, с румяным лицом и круглыми, яркими глазами, было немного за двадцать; второй был старше лет на пять и приметен болезненным цветом лица и острым подбородком; его чёрные глаза настороженно сузились. Она уважительно поклонились Джулиану. Младший открыл рот, но старший тут же остановил его резким движением головы.
– Вы хотели видеть меня? – спросил Джулиан.
Старший лакей сделал шаг вперёд.
– Милорд, я Томмазо Агости, а это Бруно Монти. Мы служим у его сиятельства маркеза Ринальдо, а раньше были у маркеза Лодовико, упокой Господь его душу, - он перекрестился; Бруно последовал его примеру.
Джулиана повеселило, что эти двое произвели его в лорды. Он решил не нарушать этого впечатления – никто не придаёт титулам столько значения, сколько слуги титулованных особ.
– Продолжайте.
Томмазо бросил осторожный взгляд на МакГрегора и Брокера.
– При всём уважении, милорд, мы бы хотели поговорить с глазу на глаз.
– Доктор МакГрегор и Брокер – мои доверенные лица, - ответил Джулиан. – Я готов за них поручиться, - он повернулся к Брокеру. – Будет лучше, если ты встанешь у двери, чтобы услышать, если Занетти станет подслушивать у замочной скважины.
– Я позабочусь об этом, сэр, - пообещал Брокер.
Томмазо осторожно начал:
– Милорд, мы слышали, что вы помогаете полиции расследовать убийство маркеза Лодовико.
– Да, - подтвердил Джулиан.
– Мы любили нашего покойного господина, милорд, - продолжил Томмазо. – Он был к нам добр – всегда заступался за нас, как мог, а мы – за него, как могли. Тогда нас все уважали. Ни один слуга не рисковал спорить с нами. Крестьяне снимали перед нами шляпы. Лавочники искали нашего расположения…
– Как и их дочери! – глаза Бруно загорелись от воспоминаний.
Томмазо бросил на него уничтожающий взгляд.
– Так или иначе, мы хотим поступить справедливо. Мы хотим помочь вам найти того шлюхина сына, что застрелил его…
– И задушить своими руками! – закончил Бруно.
– Закрой клюв, - бросил Томмазо. – Как я уже сказал, милорд, мы хотим того же, что и вы – предать убийцу правосудию. Мы знаем кое-что, что может вам помочь. Мы не думали, что это важно, пока считалось, что господин умер своей смертью, понимаете? А когда оказалось, что это было убийство, то мы уже почти забыли о том давнем деле, но потом приехали сюда и… - он замолчал.
– И встретили месье де ла Марка? – предположил Джулиан.
«Ну что я говорил тебе?» – говорили глаза Бруно, который опустил одно веко, показывая: «Берегись, он умён!»
– Да, милорд, - поколебавшись, признал Томмазо. – Этот скользкий французик! Подумать только, у него хватило наглости приехать! Мы думали, что должны кому-то рассказать.
– Но мы не хотим говорить с полицией, - вставил Бруно, - потому что они могут…
– Потому что мы не любим sbirri, - коротко закончил Томмазо.
Джулиан улыбнулся, сел и вытянул ноги.
– Могу я предположить, что такие сведения могут навлечь на вас беду?
Бруно рассмеялся.
– Нечего пытаться скрыть что-то, Томмазо! Это не немец! Милорд, вы правы. Мы с Томмазо делали кое-что, что не понравится sbirri. Тогда мы их не боялись, потому что знали, что если нас арестуют, то достаточно говорить, что ты ни в чём не виноват, а маркез Лодовико выручит нас. Он всегда заступался, как Томмазо говорил. Но маркез Ринальдо – другое дело. Он совсем не такой, как отец – даже наполовину! Он не вступится за нас против этого твердолобого ублюдка Гримани. А граф Карло, он же либерал, - Бруно произнёс это слово с подобающей верному лакею Лодовико усмешкой, - и наш старый господин ему не доверял. А маркеза Беатриче – самая красивая дама, что дышала этим воздухом, но она только женщина. А потом мы узнали про вас, милорд, – что вы знаменитый английский денди, который ищет преступников ради забавы. Под лестницей нам говорили, что вы не боитесь Гримани и sbirri. Вот мы и пришли к вам.
– Но мы ещё ничего не решили, - предупредил Томмазо, бросив на Джулиана тяжёлый, оценивающий взгляд. – Милорд, если мы расскажем, что знаем, вы дадите слово, что не передадите это комиссарио Гримани?
– Я не могу обещать этого, - ответил Джулиан, - но клянусь честью, что не буду говорить Гримани, если этого не потребуется для расследования. И если всё же придётся сделать это, я сделаю всё, чтобы никто не узнал о моих осведомителях, - он улыбнулся. – Ну же, Томмазо, ты понимаешь, что Бруно сам расскажет мне, рано или поздно.
– Это так, - признал Томмазо. – Хорошо, милорд. Вот как это было. Ночью мы были с нашим старым господином в оперной ложе, наливали вино ему и его друзьям, когда он заметил этого француза, что сидел в ложе на четвёртом ярусе и что-то писал. Господин тогда засмеялся и сказал: «Он что, пришёл в оперу писать письма?» А один из его друзей ответил: «Нет, он записывает фиоритуры».
– То есть украшательства, - вставил Бруно. – Части песен, которые певцы вставляют сами, чтобы показать свой голос.
– Милорд это знает, - сказал Томмазо, - он не глупец. Так вот, когда господин услышал про фиоритуры, он распахнул глаза и спросил: «Что, прямо пока они поют?» Его друг сказал: «Да, именно так. Он может записывать музыку на слух, как слова». И господин сказал: «Я должен познакомиться с ним».
Бруно нетерпеливо подхватил повествование:
– Вот он и сказал мне: «Бруно, пойди и попроси его сюда». Я пошёл к французу в ложу. Тот всё ещё что-то писал, а как увидел меня, то перестал и захлопнул свой альбом.