Дьявол знает, что ты мертв
Шрифт:
– Воистину так.
– К тому моменту я уже была готова разрешить кому-то другому встать к штурвалу моей жизни. Причем он делал все так тонко, что у меня не возникало ощущения, словно меня к чему-то принуждают. Даже для медового месяца острова выбрал он сам и все организовал. Но он нашел место, которое, как он был уверен, мне наверняка понравится. И с этой квартирой такая же история. Глен знал, что мне нравится район, как и о моем желании жить повыше с красивым видом на город. И он заранее обставил наше будущее жилье. Заказал полную меблировку. Но все, что мне могло не подойти, готов был тут же отправить
– Разумеется. Это нетрудно понять.
– Он был чудесным мужем, – продолжала она. – Заботливым, внимательным. Когда я потеряла ребенка, он, как только мог, поддерживал меня. Я переживала трудный период, а никого, кроме Глена, у меня не было. Я так и не завела в Нью-Йорке близких подруг или друзей. Было несколько хороших знакомых в Алфавитном районе, но я утратила с ними контакт, когда переехала на Мэдисон-стрит, а потом то же самое произошло с приятелями оттуда, когда я вышла замуж и перебралась в этот квартал. Так уж я, наверное, устроена. Я общительна и умею дружить, но не поддерживаю ни с кем более или менее длительных отношений.
А это означало, что мне приходилось много времени проводить в одиночестве, потому что Глен часто задерживался на работе допоздна, или у него на вечер бывали назначены деловые встречи. Иногда даже в выходные. Поэтому я стала ходить на всевозможные курсы (где и познакомилась с Элейн), занималась своими рисунками и живописью. Часто ходила в кино одна, а по средам посещала даже детские утренники в театрах. И всегда была возможность прослушать хороший концерт. Когда Карнеги-холл и Линкольн-центр у тебя под боком, возможности почти не ограничены. И не имела ничего против одиночества. Вам сварить еще кофе?
– Пока не надо.
– С тех пор, как его убили, – возобновила рассказ она, – я неожиданно пристрастилась к телевизионным передачам. А ведь прежде, даже сидя дома одна, я почти не включала телевизор. Теперь же почти не отрываюсь от него. Но, думаю, это скоро пройдет.
– Сейчас он вам составляет компанию, – предположил я.
– Уверена, так и есть. Я начала смотреть его из-за новостей. Не пропускала ни одного выпуска, потому что нуждалась в любых подробностях смерти Глена, в каждом новом известии о продвижении следствия. Потом они арестовали этого… Простите, у меня что-то с памятью. Никак не могу запомнить его имени.
– Джордж Садецки.
– Ну, конечно. С тех пор, как он был арестован, новости меня уже не интересовали, мне остались необходимы хоть чьи-то голоса в доме. Телевидение для меня сводится к этому – к голосам людей. Но думаю, что скоро перестану включать телевизор. Если мне будут нужны голоса, я ведь всегда могу поговорить сама с собой, не так ли?
– Почему бы и нет?
Она на мгновение закрыла глаза. Когда она открыла их вновь и продолжила говорить, ее интонации
– Я неожиданно поняла, что совсем не знала мужа. Разве не странно? Ведь я была уверена, что знаю его хорошо, или по крайней мере мне и в голову не приходило считать иначе. А потом его убили, и сейчас мне стало ясно, насколько мало мне известно о нем.
– Откуда у вас такие мысли?
– Как-то в прошлом месяце, – ответила она, – Глен вскользь без особой причины упомянул о возможности своей смерти. Если с ним вдруг что-то случится, сказал он, мне не придется тревожиться о том, как сохранить квартиру. Потому что ипотека застрахована. В случае его смерти оплата за квартиру автоматически вносилась полностью.
– А теперь вы не можете найти страховой полис?
– Никакого страхового полиса и не было.
– Люди часто вводят близких в заблуждение по поводу страховок, – заверил я ее. – Им кажется, это вполне невинная ложь, поскольку никто не предвидит скорой кончины. Ему, вероятно, хотелось, чтобы вы не беспокоились попусту. И потом: вы абсолютно уверены, что полиса нет? Надо обязательно переговорить об этом с владельцем квартиры, который берет с вас взносы.
– Нет никакого полиса, – сказала она, – и нет никакого владельца.
– То есть как?
– Я хочу сказать, что мы не выплачивали ипотеку, – ответила она. – Квартира целиком и полностью принадлежит мне. Глен купил ее за наличные.
– Может, это он и хотел вам сообщить. То, что квартира не обременена ипотечными взносами?
– Нет, он выразился вполне ясно. Даже объяснил мне в деталях, что это был за полис и все якобы содержавшиеся в нем условия. Страховка с постепенным уменьшением премии с каждым последующим после подписания годом за счет амортизации застрахованной собственности. Он все расписал четко, но на деле это оказалось полнейшей выдумкой. Если уж на то пошло, то он действительно был застрахован. У него был коллективный полис на работе и полис индивидуального страхования жизни. В обоих документах выплаты причитаются исключительно мне одной. Но никакой страховки на жилье с уменьшением премии или без никогда не существовало. Как не приходилось и выплачивать ипотеку.
– Как я понимаю, он сам занимался всеми финансовыми вопросами в вашей семье?
– Конечно. Если бы мне приходилось оплачивать счета ежемесячно…
– …вы бы заметили отсутствие счета по ипотеке.
– Но он всем занимался лично, – сказала она.
Потом хотела добавить что-то еще, но передумала и поднялась с дивана. Подошла к окну. Сгустилась ночь, небо усыпали звезды. Из-за сильного загрязнения атмосферы над Нью-Йорком их не всегда можно разглядеть даже в ясную погоду. Но этим вечером они сияли ярко благодаря наплыву чистого канадского воздуха.
– Не знаю, следует ли мне все вам рассказывать, – вздохнула она.
– Рассказывать о чем?
– Могу ли я вам довериться?
Она повернулась и устремила на меня взгляд своих огромных голубых глаз. Мне они показались достаточно доверчивыми. В их выражении не угадывалось никаких попыток расчета ситуации.
– Жаль, нельзя вас нанять, – сказала она. – Но, по вашим словам, у вас уже есть клиент.
– А вы думаете, его интересы противоречат вашим?
– Я не знаю, в чем заключаются мои интересы.