Дьявольский коктейль (сборник)
Шрифт:
Я двинулся в восточном направлении, задавая вопросы и прислушиваясь к ответам. Постепенно я пришел к выводу, что если я не буду произносить букву «эйч» и глотать окончания слов, результат получится вполне сносный. Я практиковался целый день, и в конце концов мне даже удалось изменить произношение некоторых гласных. Никто больше не спрашивал меня, откуда я приехал, что показалось мне признаком успешности моих стараний, а когда под конец дня я спросил уличного торговца, где мне сесть на автобус в сторону Вест-Энда, я не уловил особой
Кроме этого, я сделал одно приобретение – прочный холщовый ремень с кармашками для денег, застегивающимися на «молнии». Надев его под рубашку, я спрятал в него двести фунтов: что бы ни случилось, деньги под рукой мне всегда пригодятся.
Вечером, со свежей головой, я попытался подойти к проблеме допинга с другой стороны. Было ли у этих одиннадцати лошадей что-нибудь общее? Ответ напрашивался вполне определенный: нет. Все они обучались у разных тренеров, принадлежали разным владельцам, и жокеи на них ездили разные. Единственное, что их объединяло, это то, что у них не было ничего общего.
Я вздохнул и отправился спать.
Теренс – слуга, с которым у меня установились сдержанные, но определенно дружеские отношения, – разбудил меня утром четвертого дня, войдя в мою комнату с завтраком на подносе.
– Приговоренный ел с аппетитом, – заметил он, поднимая серебряную крышку, чтобы позволить мне насладиться видом и запахом яичницы с ветчиной.
– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовался я, довольно зевая.
– Я не знаю, сэр, какие планы у вас и его светлости, но вы явно собираетесь в какое-то странное место. К примеру, ваш костюм куплен не там, где все эти вещи.
Он поднял фибровый чемодан, положил его на табурет и открыл замки. Бережно, как будто они были шелковые, он выложил на стул хлопчатобумажные брюки и клетчатую рубашку, за ними последовали грубый светло-коричневый пуловер, черные штаны из «чертовой кожи» и черные носки. С видом отвращения он взял в руки черную кожаную куртку и повесил ее на спинку стула, а в ногах аккуратно расположил остроносые ботинки.
– Его светлость велели мне лично убедиться, что вы оставили все ваши вещи здесь, а с собой взяли только это, – сказал он с сожалением.
– Это ты их покупал? – с интересом спросил я. – Или лорд Октобер?
– Его светлость покупали все сами. Подойдя к двери, он вдруг улыбнулся.
– Хотел бы я посмотреть, как он толкался в дешевом универмаге среди всех этих суетящихся теток!
Я прикончил завтрак, принял ванну, побрился и оделся полностью во все новое, увенчав свой костюм черной кожаной курткой и застегнув ее на «молнию». Потом зачесал волосы не назад, как обычно, а вперед, чтобы вьющиеся черные пряди падали на лоб.
Когда Теренс вернулся за подносом, я стоял и разглядывал свое отражение в большом зеркале. Вместо того чтобы улыбнуться ему, я медленно развернулся на каблуках и одарил его жестким,
– Боже правый! – воскликнул он.
– Отлично, – радостно сказал я. – Значит, ты не стал бы мне доверять?
– Ни на грош.
– А что бы ты обо мне подумал? Ты взял бы меня на работу?
– Ну, во-первых, вы бы вообще не вошли в этот дом через парадную дверь. Только с черного хода, да и то вряд ли. Прежде всего я бы основательно изучил ваши рекомендации, но все равно взял бы только в крайнем случае. Вид у вас какой-то ненадежный… и даже… даже немного опасный.
Я расстегнул «молнию» так, чтобы видны были ворот клетчатой рубашки и коричневый пуловер.
– А теперь? – спросил я.
Он наклонил голову к плечу, соображая.
– Да, теперь я бы, пожалуй, взял вас. Так вы выглядите более обыкновенным. Не то чтобы более честным, но менее опасным.
– Спасибо, Теренс. По-моему, это как раз то, что нужно. Обыкновенный, но нечестный. – Я улыбнулся с удовольствием. – Пожалуй, мне пора.
– Вы взяли что-нибудь из своих собственных вещей?
– Только часы, – заверил я.
– Прекрасно.
Я отметил про себя, что впервые за четыре дня он перестал автоматически вставлять в каждое предложение обращение «сэр», а когда я поднял дешевый чемоданчик, даже не пытался забрать его у меня.
Мы спустились к входной двери, где я пожал ему руку, поблагодарил за то, что он так хорошо обо мне заботился, и дал пять фунтов – одну из тех банкнот, что оставил мне Октобер. Он взял деньги с улыбкой и остановился на пороге, разглядывая меня в моем новом обличье.
Я широко ему улыбнулся.
– До свидания, Теренс.
– До свидания, и спасибо… сэр, – сказал он и засмеялся. Следующим свидетельством резкого падения моего социального положения было поведение таксиста, которого я остановил на другой стороне площади. Он отказывался везти меня на вокзал Кинге Кросс, пока я не показал ему, что у меня достаточно денег, чтобы заплатить. Я успел на полуденный поезд в Хэрроугейт и в пути несколько раз поймал на себе неодобрительный взгляд сидящего напротив приличного мужчины средних лет с обтрепанными манжетами. Очень хорошо, подумал я, глядя на проносящийся мимо сырой осенний пейзаж – значит, я сразу же произвожу сомнительное впечатление. Хотя вряд ли это может считаться подходящим поводом для радости.
Из Хэрроугейта я на местном автобусе приехал в деревушку Слоу, спросил дорогу и пешком прошел последние две мили до поместья Октобера, явившись туда около шести, – лучшее время для того, чтобы наниматься на работу в конюшню.
Они действительно уже сбивались с ног. Я спросил старшего конюха, и он отвел меня к Инскипу, который был занят вечерней проверкой работы.
Инскип осмотрел меня с головы до ног и поджал губы. Это был моложавый, замкнутый на вид человек в очках, с редкими рыжеватыми волосами и вялым ртом.