Дыхание бури
Шрифт:
– А сделаешь ты вот что, – прошипел Шадо ей в лицо, – сейчас ты сядешь вот за тот стол и напишешь все, что касается рождения Рэнди. Напишешь то, что я его отец, а Джанин – мать, и признаешься в том, какую гнусность придумала твоя сестра. Мне нужна вся правда и все подробности, чтобы любой суд мог признать твою бумагу настоящим документом.
Бренна затрясла головой, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться от пронизывающей мышцы боли, чувствуя себя словно в средневековых пыточных тисках.
– Нет, – прошептала она со слезами на глазах. – Я никогда не отдам тебе Рэнди.
– Отдашь, черт тебя побери! – прохрипел
– Будь ты проклята! – выругался Пол, кинулся за ней и снова схватил за плечи, пытаясь сломить ее неистовое сопротивление. Безысходность ситуации, казалось, только прибавила отчаянной храбрости Бренне, и она отбивалась изо всех оставшихся сил. Не переставая бороться, они оказались рядом со стоящей у столика кроватью, чем не преминул воспользоваться Шадо. Пользуясь превосходством в весе, он навалился на Бренну и увлек ее на кровать. Тяжело упав, она сильно ударилась затылком о деревянное изголовье. От умопомрачительной боли потемнело в глазах, она на некоторое время потеряла сознание и обмякла под навалившимся на нее Шадо. Тот заметил ее беспомощность и, довольно сопя, прижал руки к изголовью.
Лежа сверху Бренны, он с торжеством смотрел на нее, переводя дыхание. Постепенно злобное выражение его лица сменилось похотливым, которое напугало пришедшую в себя Бренну больше, чем злоба. Его взгляд соскользнул с ее растрепанных волос и задержался на маечке, едва прикрывающей вздымавшуюся от тяжелого дыхания высокую грудь. Он облизал языком тонкие нервные губы и довольно прищурился.
– Ладно, так и быть, подождем с письменными показаниями, – медленно проговорил он. – Посмотрим, так ли ты хороша в постели, как и твоя сестра…
Он больно впился ртом в ее губы, не обращая внимания на лихорадочные попытки Бренны освободиться.
– Встань, Шадо! – раздался вдруг в комнате голос, в угрожающем тоне которого звенела сталь.
Шадо замер, а Бренна облегченно вздохнула.
Прямо перед ними стоял Донован и держал в руке ключ от номера. Видимо, администратор мотеля не смог отказать такому авторитетному посетителю. Майкл бросил ключ на пол и ринулся к Шадо. Он сдернул его с кровати, отшвырнул в сторону и прижал спиной к стене, захватив отвороты воротника его рубашки обеими руками и сдавив их на горле негодяя как удавку. Перепуганное лицо Шадо побагровело, и он стал задыхаться, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
– Подожди… – с трудом прохрипел он. – Послушай…
– Нет, это ты послушай, – в ярости прорычал Донован. – Если ты еще что-то тявкнешь, я забью тебя до смерти. Так что лучше молчи и внимательно слушай меня, хотя теперь тебя и это не спасет.
Бренна приподнялась и села на кровати, не отрывая удивленного взгляда от мужа. Неудивительно, что Шадо не на шутку перепугался – Майкл полыхал такой яростью, словно его окружала невидимая стена огня.
– Говорю тебе единственный раз и повторять не собираюсь, – быстро продолжал он, не отпуская горло жертвы. – Ты больше никогда и близко не подойдешь к моей жене. Никогда не позвонишь ей. Никогда не
Шадо кивнул с открытым ртом, мигая выпученными глазами.
Донован повернулся к Бренне, и та замерла, увидев его побелевшее от ярости лицо.
– Поднимайся и бери Рэнди, – коротко приказал он. – На стоянке нас ждет Боб Филипс.
Она резко спрыгнула с кровати и зашаталась от головокружения. Кое-как справившись с ним, она подхватила с соседней кровати малыша и поспешила к открытой двери.
Майкл отпустил Шадо, поколебался секунду, а затем, не в силах устоять перед соблазном, коротко размахнулся и нанес ему сокрушительный апперкот в челюсть. Шадо вскрикнул, его глаза закатились, и он медленно сполз по стене на пол.
– Я же говорил, что теперь тебя ничего не спасет, – холодно произнес Донован над поверженным телом противника, будто тот мог его слышать. Затем он шагнул к замершей у двери Бренне, крепко взял ее за локоть и, не говоря больше ни слова, вывел из номера.
Перед мотелем их ждал у «Мерседеса» Боб Филипс. У него был озабоченный вид, и он избегал смотреть на Бренну, когда они подошли к нему.
– Все в порядке? – обратился он к Доновану. Тот мрачно кивнул, забрал спящего Рэнди у Бренны и передал его Бобу.
– Дорис Чарльз уже должна быть в портлендском аэропорту. Час назад я связывался с Монти и сказал, чтобы она прилетела сюда.
Бренна смотрела, как Филипс бережно кладет мальчика на сиденье автомобиля, и чувствовала, как у нее кружится голова. Со времени внезапного появления Донована в номере мотеля события неслись с головокружительной быстротой. Она механически шагнула к «Мерседесу», чтобы присоединиться к Рэнди, но Майкл остановил ее.
– Нет. Ты поедешь со мной.
Он взял ее за руку и подвел к стоящему в нескольких шагах старенькому пикапу. Бренна с несвойственной ей послушностью села в него, озадаченная необычным поведением мужа. Майкл включил зажигание и под треск и хлопанье старого двигателя вырулил на шоссе.
– Куда мы едем? – устало спросила Бренна, морщась от пульсирующей боли в голове.
– Милях в трех отсюда на частной посадочной площадке стоит мой вертолет, – ответил он. – Я приземлился там и одолжил этот пикап у какого-то техника.
Бренна устало кивнула, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза – фары встречного транспорта усиливали режущую головную боль. В затуманенном мозгу вертелось множество вопросов, на которые она еще не получила ответа, но у нее уже не было ни силы, ни желания задавать их. Достаточно было уверенности в том, что и она, и Рэнди теперь находятся в безопасности и скоро приедут домой.
Майкл, судя по всему, тоже не горел желанием начать беседу. Они молча пересели с машины в вертолет, и только минут через двадцать Бренна вдруг поняла, что они летят не в Твин Пайнс – под вертолетом блеснула безбрежная гладь океана. От этого неожиданного открытия с нее разом спали усталость и апатия, которая овладела ею с момента появления Донована в мотеле.
– Куда мы летим? – попробовала она перекричать шум лопастей, показывая вниз, на несущиеся под ними волны.
– На остров, – ответил Майкл ледяным тоном, который еще более усиливал напряженное выражение его лица, словно высеченного из гранита.