Дыхание Голгофы
Шрифт:
… В который уж раз с замиранием сердца и даже, страхом, я миновал строй попрошаек, автоматически ища глазами старика Рериха с дочерью. И в который уж раз убеждал себя в том, что мне просто показалось тогда. Конечно, этот всплеск фантазии – последствие контузии. В храме я купил несколько свеч и разнес по иконам. Задержался у Богоматери, ища, однако, глазами отца Олега. Из «врат царских» выходили церковнослужители – молодые мужчины, а Олеся не было. Но тут вдруг кто-то тронул меня за руку – я обернулся и вот же он передо мной – отец Олег.
– А почему один? – спросил он, просто подавая мне для приветствия руку.
Тут наши глаза встретились, и я вдруг остановил себя на мысли, что совсем недавно видел эти
– Я искал, то есть, ждал вас, - искренне признался я. – Хотелось бы поговорить.
– Если личное, давайте выйдем на воздух – образа тоже свидетели, - хорошо улыбнулся он.
Мы вышли. Он провел меня вглубь двора к лавочке. Сели.
– Я могу только подозревать, что вас привело ко мне.
– Он пронзительно посмотрел мне в глаза, и я, в который уж раз, поймал себя на том, что совсем недавно эти глаза уже видел, но на другом лице. – Анна? У вас какие-то сомнения?
– Да, отец Олег. Но не в ней. Она беременна. И мне как-то страшновато.
– Ну, страх у вас, очевидно, оттого, что вы пережили собственную трагедию. И здесь не только Афган.
– Так вы знаете, отец Олег? – удивился я.
– Не называйте меня вне храма отцом, просто Олегом или Олесем, как вам будет угодно. Я могу только догадываться и прочесть что-то на вашем лице. У вас чувственные глаза, глаза человека, который, как говорится, хлебнул лиха.
– Кроме ранения и контузии, я пережил смерть дочери, ну а дальше все посыпалось…
– Предательство жены, - вздохнул Олесь. – Или что-то подобное. Да? И теперь вы стоите перед выбором. Я полагаю, Аннушка беременна и вас, вашу душу, сейчас посетили страх и неуверенность… Она-то, ведь, тоже перенесла горе и не одно.
– Где-то так. Извините. Но я вот смотрю на вас – это какая-то мистика. Вы всех так читаете?
– Я не читаю. Читает Господь наш, а мы его слуги, - очень уверенно и даже как-то строго произнес отец Олег. – А вы отпустите ситуацию. Если Аннушка вам дорога, идите к ней и немедленно. После того, что вы пережили и что пережила она, Бог вам дает шанс. Под венец вам надо, дорогие мои, и это решит все ваши сомнения. И немедленно. Если думаете, ребенок зачат во грехе, так нет же. Оба вы свободны и по-человечески – много страдали. Так что, милости просим, и как говорят в таких случаях: «Совет да любовь». Оставьте ваши сомнения.
– Спасибо, - я уже хотел попрощаться с отцом Олегом, как вдруг назойливый вопрос так и вырвался наружу. – Скажите, а у вас есть брат? Мне ваше лицо и, особенно, глаза кого-то напоминают, человека, которого я видел совсем недавно и который меня, кажется, потряс.
– А-а, - улыбнулся Олесь. – Так вы ж, наверно, моего родного брата Артема встретили в переходе, в центре.
– Да, точно! Он там торгует своими чудовищными поделками. Прямо скажу - талантливые штучки делает.
– А стихи он вам не читал? – как-то печально повел глазами отец Олег.
– И стихи читал. Экспромт. Я так удивился. Может я чего-то не догоняю, но кажется, его тоже увечил Афган.
– Да. И он и вы пригубили из сей чаши, - вздохнул отец Олег. – И тут уж не знаю, кто больше. Студент Суриковского училища, подающий надежды живописец, скульптор и вдруг – госпиталь в Баграме. Погребальный взвод. Пайщик. Каждый день цинковые гробы… Изуродованные тела. Только что живой.
Здесь отец Олег отвернул от меня лицо и перекрестился на купола. Обернулся.
– Ступайте с Богом. Это хорошо, что вы пришли. Кланяйтесь Аннушке, хорошему человеку. А вообще, друг мой, каждому на этой земле Господь отмеряет по силам его.
И пошел от меня в глубь церковного двора.
… Через неделю мы с Анютой расписались в небольшом зальце обычного районного ЗАГСа, остро пахнувшим канцелярией и плотным, устоявшимся духом человеческого волнения. В одном из отверстий брачного ритуала обменялись кольцами. Торжество с настоящим подвенечным платьем, роскошной колесницей с тройкой гнедых у Свято-Троицкого храма и, конечно, толпою гостей, решено было перенести на более поздний срок, а точнее, на следующий год, ближе к весне, когда наступит во всем ясность. Ведь никогда не поздно встать под венец в храме и попросить у Всевышнего благословения на любовь и верность. В роли понятого дружка с моей стороны выступил майор Батищев, который и явился-то на сей акт при полном параде и с завидным «иконостасом» наград на груди. А Анюта привела свою подругу – весьма приятную молодую даму, сотрудницу отдела, в котором работала. Потом с друзьями и близкими отправились на трапезу в ресторан с экзотическим названием «Метрополь». Родители мои приехать не смогли – поздравили телеграммой. «Мама прихварывает» - объяснил по телефону отец, зато родные невесты явились в полном составе. А вообще, застолье было искренним, шумным, многолюдным. Хоть мы с Анютой от него и крепко устали. Поздней ночью «молодых», то бишь, меня и Анюту, отвезли в лучшую гостиницу города и оставили нас в номере люкс – хотя бы в первую юридически брачную ночь постигать, наконец, что значит в семейной жизни это самое «горько».
В номере, заваленном цветами и подарками, мы провели двое суток – напрочь оторвавшись от мира, от его проблем и кажется впервые были безумно счастливы!..
Подарки и цветы потом перевезли Анюте на квартиру. Я взял лишь один букет роз к себе в общежитие. И еще большую общую фотографию на выходе из ЗАГСа. Позднее я завел ее в рамочку и нашел ей неброское местечко на стене. И, кажется, ничего не изменилось. Разве что ходить к Анюте я стал теперь на правах мужа. Конечно, надо было принимать какое-то решение и конкретно определяться с жильем, о чем, кстати, настаивал тесть. Ибо мое такое «шаткое» положение вызывало у него лишь отрицательные эмоции. А после того, как я сказал ему, что Анюта ждет ребенка, нерв наших переговоров ослаб и от звонка к звонку Сергей Сергеевич терял ко мне интерес. (Он до последнего надеялся на мой возврат к Галине). И все-таки жить постоянно у Анюты я не мог. Какая-то тяжелая энергетика прошлого не отпускала. Надо было съезжать, а точнее, бежать из этого дома, - но квартиры в городе баснословно взлетели в цене, даже в пригороде. А мои сбережения, весьма тронутые свадебным ритуалом, не давали возможности даже с продажей Анютиной «однушки» возыметь двухкомнатную секцию в черте города. А продавать комнату в общежитии – не имело смысла. Тогда мне придется для работы что-то арендовать. Да и к моей-то лечебной «бэндежке», что ни говори, а клиентские тропки с годами нахожены. Я, конечно, обо всех своих сомнениях рассказал шефу – Руслану Батищеву. Не трудно догадаться, каким был ответ:
– Вот победим и выберешь, все, что захочешь.
Я только усмехнулся: «Ну да. Еще чуть-чуть и я поверю в чудеса»…
14
Осень подкралась незаметно. Она всегда приходит в эти края на цыпочках. Желтые, красные, оранжевые листья – это уже поздний признак. В сентябре еще жарко и лишь легонько знобит под вечер. В сентябре мы с Анютой каждый день гуляем в городском парке – она не любит двор – вероятно, это тот случай, когда ей ну никак не хочется встречаться с моей бывшей. Анюта стала суеверной и боится сглаза. Я отмечаю себе, что беременность немножко отяжелила ее осанку и черты лица стали жестче. Конечно, я поневоле сравниваю ее с Галиной пикантного периода, и пока, с точки зрения женственности и какой-то особой магии, она проигрывает моей бывшей. К тому же, у нее нет-нет да и проявится в характере капризность и даже раздражительность. Хотя, как врач, я отмечал нормальное развитие беременности и полное отсутствие элементов токсикоза. Но всякий раз, уходя на ночевку в общагу, я ловил себя на том, что и скучаю и волнуюсь за нее.