Дыхание кризиса
Шрифт:
Кирсанов опять метнулся в окопы. Через пять минут подлетел газик и старшина Демидович притащил три новеньких противогаза, большого размера.
– На, Фидель, натягивай, - Хрущев передал ему противогаз. Хрущев умело надел противогаз на свое лицо. Фиделю мешала борода. Он долго примеривался и наконец, загнув ее в сторону, сумел одеть маску. Перед нами стояла глыба, где вместо головы было что-то несуразное. Нелепый кусок бородищи топорщился из под резины на правой стороне маски, создавая ей комический вид. Хрущев весело хрюкал в противогазе, потом опять похлопал Фиделя
– К бою, - замычал лейтенант.
Команда рассыпалась. Залязгали домкраты, заскрипела катушка выводного кабеля, завыли насосы. Установка приподнялась на опорах, выровнялась и направляющяя с ракетой полезла в небо.
– Первый готов.
– Второй готов.
– Третий готов.
– Четвертый готов.
Заглушенные противогазами послышались команды.
– Установка к бою готова, - подытожил в микрофон радиостанции лейтенант.
– Команде в укрытие.
Мы побежали в окоп, где уже к переносному кабелю подключили пульт. Я снял противогаз и вошел в блиндаж. Дежурный офицер кивнул мне как старому знакомому и махнул рукой на топчан. Там развалившись, храпел генерал Чараев.
– Товарищ генерал, товарищ генерал, - я стал трясти его.
– Чего тебе?
– оторвал он голову.
– Установка к пуску готова. Вы просили разбудить.
– А, все в бункере?
– спросил он позевывая.
– Да, все ушли.
– А эта, вонючка Корилов, там же?
– Там.
– Давай микрофон, - он вырвал микрофон из рук дежурного офицера.Товарищ маршал, разрешите пуск? Есть. Пуск, - скомандовал он мне.
Я вылетел из блиндажа и заорал: "Пуск!" и натянул опять противогаз. Лейтенант нажал две кнопки на пульте и ракета затряслась на старте. Она подпрыгнула, подергалась на направляющей и вдруг с грохотом и ревом пошла в верх. Пыль, дым и огонь бушевали на стартовой площадке. Лейтенант махнул рукой и мы, выскочив из окопа, понеслись к установке. Я вскочил на раскаленную броню и включил насосы. Направляющяя сначала медленно пошла вниз, потом разогналась и ловко вошла в стойки. Домкраты уползли в брюхо машины. Мы запрыгнули в люки, взвыл дизель и качаясь как по волнам, установка удрала от "воображаемого противника".
Через два часа нас вернули на стартовую площадку красить запачканные "места", выжженный участок земли и погрузить на газик уже пьяного генерала Чараева.
В пятницу вечером, Майор Сергеев вызвал меня в штаб.
– Тебе когда дать увольнительную?
– Сейчас, на субботу и воскресение.
– Дам до утра понедельника, но чтоб как штык к утренней проверке. Понял. А вечером я тебя поставлю в караул. На увольнительную. Мотай от сюда.
– Вставай, соня, - Я тянул за ногу Машу с постели.
– Так ее, так, - кудахтала сзади мать.
– Я в ее годы в пять утра вставала, а эта кобыла выросла и все спит и спит.
– Сейчас встаю, Сашка, отпусти.
Она замоталась в простыню и закрыв глаза качалась на кровати.
– Смотри какая погода, махнем за город.
– На
– Хотя бы на канал.
– Вот и хорошо, - обрадовалась мать, - мне как раз надо отвезти на дачу швейную машинку.
– Мама.
– Ну что, мама. Не ты повезешь, так я.
– Да отвезем. Готовьте машинку, - сказал я.
Мать исчезла из комнаты. Я наклонился и поцеловал Машу в губы. Она сначала вяло ответила, потом отбросила простынь, обвила меня руками и... я начал вздрагивать от охватившего меня волнения.
– Машка, сейчас получишь по затылку, - оторвался я от нее.
Она засмеялась, вскочила и удрала за дверь
– Тебе на долго увольнительную?
– раздался голос из соседней комнаты.
– На два дня.
– Ого, живем. Где же купальник?
Она влетела в комнату прижимая к груди полотенце и принялась раскидывать вещи из шкафа. Я подошел сзади и обхватил ее грудь руками.
– Не надо, мама увидит, - шепотом сказала она мне.
– Ага, вот он.
И опять как метеор, Маша исчезла из комнаты.
В Хлебниково мы приехали днем и я оттащил чертову машинку к ней на дачу. Только мы собрались идти купаться и вышли из калитки, как в соседней даче с высоким забором заскрипели ворота и выползла на улицу черная "волга". Проехав два метра она остановилась напротив меня и из окна появилась голова генерала Чураева. Я отдал честь.
– Здравствуй, Маша, - как-будто не замечая меня, сказал генерал.
– Так ты не забыла, сегодня у Люды день рождения.
– Забыла, Иван Васильевич. Вот этого охламона увидела, - она кивнула на меня, - и сразу все забыла.
Теперь он заметил меня.
– Что-то мне ваше лицо знакомо, товарищ сержант.
– Так точно, я передавал ваши команды на стартовой площадке.
– А... Ясно. Так Машенька, вот тебе деньги, - он выволок через окно машины здоровую пачку денег, - купи ей хороший подарок и к семи приходи. Можешь захватить этого... охламона.
– Да зачем вы так, Иван Васильевич.
– Бери, тебе говорю, - рявкнул генерал.
Пачка очутилась у Маши в руках, а машина рванула и оставив хвост пыли исчезла за поворотом улицы.
– Что же нам теперь делать? Плакал наш канал. Опять в город надо ехать, подарки искать. На эти деньги можно только купить алмазы или золото.
– Поехали в антиквариат, может там чего-нибудь найдем?
Мы в расстроенных чувствах повернули к вокзалу.
– Маша, у тебя что-нибудь из одежды гражданское найдется.
– Найдем. Здесь есть костюм моего мужа.
– Разве ты замужем?
– По документам да, а так нет. Грустная история. Вышла замуж за молодого лейтенанта. Уехал он служить в Германию и уже три года нет ни писем, ни вестей.
– А пыталась узнать, как он, что с ним?
– А зачем. Он мне неинтересен.
Я считаю, нам повезло, мы купили старинный проигрыватель с пачкой металлических пластинок. Этот сундук мы приволокли к семи часам к даче Чараева.
– Машенька, как хорошо что ты появилась.
Худенькая, высокая девушка с абсолютно синими глазами обнимала Машу.