Дыхание снега и пепла. Книга 2. Голос будущего

Гэблдон Диана

Он осторожно подошел к краю, где Брианна, сидя на коленях, вытягивала перед собой лопату, чтобы убрать следующий слой дерна с ивового каркаса, который возвышался над ямой. Посмотрев вниз, он различил в густом дыму странной формы объекты, лежащие на земляных полках. Несколько по форме напоминали тарелки и миски. Большая часть предметов походила на тубы длиной в два-три фута, с одного края закругленные и суженные, а с другого чуть расширяющиеся. Они были темного розового цвета, почерневшие от дыма, и больше всего напоминали коллекцию гигантских

фаллосов на гриле – ассоциация почти настолько же неприятная, как история про глаз Иокасты.

– Трубы, – гордо сказала Брианна, указывая лопатой в сторону продолговатых предметов. – Для воды. Смотри, они получились идеальными! Ну, или станут такими, если не треснут, пока будут остывать.

– Ничего себе! – отозвался Роджер с умеренным энтузиазмом. – Эй, я привез тебе подарок. – Потянувшись в карман плаща, он достал апельсин, который она схватила с восторженным писком, хотя и замялась на секунду перед тем, как вонзить палец в оранжевую корочку.

– Ешь, не беспокойся. Я привез еще один для Джемми, – заверил он ее.

– Я люблю тебя, – сказала она снова с жаром, апельсиновый сок побежал по ее подбородку. – Что там с пресвитерианцами? Что они сказали?

– Ну, в целом все в порядке. У меня все-таки университетская степень, и я знаю достаточно греческого и латыни, чтобы их впечатлить. Есть загвоздка с ивритом, но я наверстаю – преподобный Кадвелл одолжил мне книгу. – Он похлопал рукой по карману.

– Ага, так и вижу тебя проповедующим на иврите Кромби и Бьюкенанам, – сказала она, широко улыбаясь. – Так что еще?

К ее губе прилип кусочек апельсиновой мякоти и, ведомый импульсом, он наклонился и поцеловал ее, ощущая, как во рту разливается яркая кисловатая сладость.

– Ну, они проверили мое знание доктрины и писания, мы много говорили и молились вместе. – Он ощущал какую-то неловкость и смущение от собственных слов. Это был удивительный опыт – как возвращение домой, по которому он скучал, но сам не знал этого. Если начистоту, ему было радостно от того, что он нашел свое призвание и что у него была возможность разделить его с теми, кто понимал его и шел той же дорогой…

– Пока что я только служитель слова, – сказал он глядя на носки своих ботинок. – Я смогу совершать таинства брака и крещения только после посвящения в сан, но для этого нужно дождаться ближайшего пресвитерианского собора. Пока что я могу проповедовать, учить и хоронить.

Она смотрела на него с немного грустной улыбкой.

– Ты счастлив? – спросила она, и он кивнул, на мгновение онемев.

– Очень счастлив, – выдавил он наконец едва слышно.

– Хорошо, – отозвалась она и улыбнулась веселее. – Я понимаю. Значит, теперь ты, так сказать, обручен с Господом.

Он засмеялся и почувствовал, как горло начало расслабляться. Боже, нужно будет что-то придумать насчет этого, он не может проповедовать пьяным каждое воскресенье. Возвращаясь к теме о нарушении правил…

– Да, так и есть. Но я женат на тебе – об этом я не забуду.

– Смотри

мне. – Ее улыбка теперь была широкой и искренней. – Раз уж мы женаты… – Она посмотрела прямо, так что ее взгляд прошел сквозь него, словно электрошок. – Джем у Марсали, играет с Германом. Я никогда раньше не занималась любовью со священником. Это кажется чем-то развязным и плохим, как думаешь?

Роджер сделал глубокий вдох, но это не помогло; он по-прежнему чувствовал головокружение; несомненно, дело было в дыме.

– О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! – начал он. – И ложе наше зелено. Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями. – Он вытянул руку и нежно коснулся ее. – Два сосца твои – как два козленка, двойни серны [23] .

23

Ветхий Завет. Песнь Песней, 7:1–3.

– Вот как?

– Это в Библии, – абсолютно серьезно заверил он ее.

– Расскажи-ка мне еще про мой живот, – попросила она, но прежде чем он успел открыть рот, он заметил маленькую тень, выскочившую из леса и со всех ног бегущую к ним. Это был Айдан, задохнувшийся от бега и уже без рыбы.

– Миссис Огил… ви сказала…. Чтобы вы пришли сейчас! – выпалил он. Он глотнул немного воздуха, чтобы доставить оставшуюся часть сообщения: – Младенец… слабенький, и они хотят ее крестить на тот случай, если она умрет.

Роджер хлопнул по пальто с другой стороны; книга общего богослужения, которую ему дали в Шарлотте, успокаивающе оттягивала карман.

– А ты можешь? – Брианна смотрела на него с тревогой. – Католики могут – то есть в случае необходимости крестить может и обычный человек.

– Да, в таком случае могу, – сказал он, задыхаясь от волнения. Он посмотрел на Брианну, измазанную сажей и грязью, ее одежда остро пахла дымом и печеной глиной, отнюдь не миррой и алоэ.

– Хочешь пойти со мной? – Он отчаянно хотел, чтобы она согласилась.

– Ни за что на свете такое не пропущу, – заверила она и, сняв свой грязный шарф, тряхнула волосами, яркими, как знамена, развевающиеся на ветру.

* * *

Это был первый ребенок в семье Огилви, крошечная девочка, которой Брианна, в силу своего немалого родительского опыта, тут же диагностировала острые колики, но в целом определила ее как вполне здорового младенца. Пугающе молодые родители – оба выглядели не старше пятнадцати – были до смешного благодарны за все: за советы и уверения Брианны, за ее предложение сходить к Клэр (супруги боялись сами идти к жене лэрда, не говоря уж о слухах, которые о ней ходили) за лекарствами и едой и, наконец, более всего за то, что Роджер пришел крестить их дочь.