Дыхание снега и пепла. Книга 2. Голос будущего

Гэблдон Диана

Они не могли поверить в свою удачу: настоящий священник – объяснить им реальное положение вещей оказалось невозможно – появился в этой глуши и снизошел до того, чтобы прийти и даровать благословение Божье их дочери.

Роджер и Брианна остались с ними ненадолго и ушли, когда солнце поползло за горизонт, оба светящиеся полубессознательной радостью от сделанного доброго дела.

– Бедолаги, – сказала Брианна, интонация ее колебалась между сочувствием и веселостью.

– Бедолаги, – согласился Роджер, разделяя ее настроения.

Крещение

прошло прекрасно – даже кричащий краснолицый младенец приутих, когда Роджер лил воду на лысую макушку и провозглашал, что теперь душа ребенка под защитой Господа. Он ощущал невероятную радость и величайшее смирение от того, что ему было позволено совершить обряд. Только одна деталь оставляла Роджера в замешательстве – его эмоции колебались от смущенной гордости до глубокого смятения.

– Ее имя… – сказала Брианна и остановилась, качая головой.

– Я пытался остановить их, – сказал он, пытаясь контролировать свой голос. – Я пытался, ты тому свидетель. Я предложил Элизабет. Майри. Может, Элспет. Ты слышала!

– Да ладно, – сказала она, и ее голос завибрировал. – Мне кажется, Роджерина – прекрасное имя. – После этого она перестала себя сдерживать, опустилась на траву и начала смеяться не хуже гиены.

– О Боже, бедный ребенок, – сказал он, пытаясь – безуспешно – не засмеяться вслед за женой. – Я слышал имя Томасина и даже Джеймсина, но… Боже.

– Может, они сократят ее имя до Ины, – предположила Брианна, сопя и вытирая лицо передником. – Или прочтут его задом наперед – Аниреждор – и станут звать ее Ани.

– О, спасибо тебе за утешение, – сухо отозвался Роджер и наклонился, чтобы помочь ей подняться с земли.

Брианна прижалась к нему и обняла его за талию, все еще трясясь от смеха. Она пахла апельсинами и дымом, заходящее солнце играло золотом в ее волосах.

Наконец она утихла и подняла голову с его плеча.

– Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне [24] , – сказала она и поцеловала его. – Ты молодец, преподобный. Пойдем домой.

24

Ветхий Завет, Песнь песней, 6:3.

Часть восьмая

Зов

Глава 58

Любите друг друга

Роджер вдохнул настолько глубоко, насколько мог, и закричал что было сил. И это было не очень громко. Он повторял упражнение снова и снова.

Было больно. И становилось хуже; слабый задушенный звук собственного голоса вызывал у него отвращение, так что хотелось заткнуться и больше никогда не открывать рот. Он подышал, закрыл глаза и закричал со всей мощью, на которую были способны его легкие. По крайней мере, попытался.

Острая боль пронзила его горло справа, и крик оборвался. Роджер хватал воздух ртом. Пару секунд он осторожно вдыхал и выдыхал, сглатывая, а потом повторил

все заново.

Господи, как больно.

Он вытер рукавом слезящиеся глаза и приготовился к новой попытке. Уже набрав воздуха в грудь и сжав кулаки, он услышал голоса и медленно выдохнул. Голоса были близко и перекликались между собой, но ветер дул в противоположную сторону, и он не мог разобрать слова. Скорее всего, охотники. Стоял погожий осенний день, воздух был прозрачно-голубым, и лес казался наполненным живым дрожащим светом.

Листья только начали менять цвет, но некоторые уже опадали – тихое непрекращающееся движение на периферии зрения. Он отлично знал, что любое движение в такой обстановке можно принять за дичь. Набрав было воздуха, чтобы позвать охотников, он вдруг замялся и тихо пробормотал: «Вот дерьмо». Отлично. Уж лучше пускай его пристрелят по ошибке вместо оленя, чем так позориться.

– Придурок, – сказал он самому себе, снова набрал воздуха и закричал: – Ауууу!

Несмотря на усилие, звук вышел тихий и хриплый. Он позвал еще раз. Потом еще и еще. К пятому разу он подумал, что уж лучше покориться судьбе и быть пристреленным, чем продолжать надрываться, чтобы его услышали. Но в этот момент до него по прохладному легкому воздуху наконец донеслось слабое ответное «ау».

Он облегченно замолчал и кашлянул, удивленно отмечая отсутствие крови, – казалось, что горло истерзано до мяса. Он издал мелодичное мычание и попытался сделать голос повыше. Октава. Едва-едва, и боль тут же стала простреливать глотку, но это была полная октава. Это был первый раз со времен травмы, когда ему удалось восстановить такую часть старого диапазона. Вдохновленный этим явным свидетельством прогресса, он радостно поприветствовал охотников, когда они показались из-за деревьев: это были Алан Маккензи и Йен Мюррей, оба держали в руках по длинному прикладу.

– Преподобный Маккензи! – отозвался Алан, улыбаясь, как лихая дружелюбная сова. – Что это вы здесь делаете совсем один? Репетируете первую проповедь?

– Вообще-то да, – ответил Роджер удовлетворенно. В каком-то смысле это была правда – да и вряд ли можно было найти лучшее объяснение, почему они встретили его одного в лесу, без оружия, ловушек или хотя бы удочки.

– Вы уж постарайтесь, – сказал Алан, кивая. – Все придут. Отец не дает Мальве расслабиться, она от заката до рассвета начищает все до блеска.

– О! Вот как? Тогда передай ей, что я это очень ценю.

Хорошенько поразмыслив, Роджер спросил Тома Кристи, сможет ли он проводить воскресные службы в доме учителя. Это была простая, грубо сложенная хижина, как большинство домов на Ридже, но поскольку в ней проходили занятия, она была немного просторнее. И хотя Джейми Фрэзер, без сомнения, разрешил бы использовать Большой Дом, Роджер подумал, что его паства – какое страшное слово – будет чувствовать себя некомфортно, если службы будут проходить в доме паписта, каким бы гостеприимным и терпимым этот конкретный папист ни был.