Дыхание судьбы
Шрифт:
Письма от Берлингейма приходили примерно лишь раз в месяц и требовали внимательного чтения, потому что он прямо сказал, что его выводят из терпения банальные пустяки обычной переписки. «Если уж будем писать друг другу, — сказал он Прентису еще в школе, — так давай по крайней мере обсуждать серьезные вещи, а не болтать по пустякам. Если хотя бы раз напишешь о погоде, что-де надеешься, что у меня все хорошо, да станешь шутить по-дурацки, ручаюсь, не буду отвечать, и того же жду от тебя. Идет?» — «Идет».
В результате Прентис часами просиживал над очередным письмом Берлингейму, и сначала, когда был в авиации, и потом, в Кэмп-Пикетте, неоднократно переписывая черновик, проверяя в библиотеке литературные отсылки; заботился, чтобы в каждом абзаце обязательно высказаться как-нибудь оригинально и чтобы в окончательном виде письмо без всяких скидок читалось как часть продолжающегося интеллектуального
Сейчас Берлингейм служил во флоте или, точнее, проходил подготовку по так называемой Программе V-12, [8] что позволяло способным курсантам посещать гражданские университеты в морской форме, и, видно, имел массу свободного времени для сочинения нудных посланий:
8
Программа V-12 — программа подготовки флотского офицерского состава, осуществлявшаяся в США во время Второй мировой войны в колледжах и университетах.
…Ты называешь своих армейских товарищей «тупыми животными». Меня тоже окружают подобные типы, и я не испытываю к ним особенного сочувствия. Читал ты «Стадса Лонигана» Фаррелла? [9] Почитай, и найдешь среди его героев многих из моих сокурсников. Ни мозгов, ни цели в жизни. Для них «самый кайф» — это кувыркаться в постели с распоследней шлюхой, а потом смаковать грязные подробности с приятелями. Меня не шокирует их шутовство — но становится тягостно, когда понимаю, что они — лучшее, что Америка предлагает в своем раннем мужании. И если подобных людей видишь в Программе V-12, могу представить, каков уровень тех, кто служит в частях вроде твоей, куда призываются даже последние отбросы общества. C’est la guerre. [10]
Что касается религии, то, полагаю, тебя сильно удивит (помня наши разговоры в школе о Шопенгауэре и т. д.), но я больше не атеист. В последние несколько месяцев я честно пересмотрел свои философские взгляды и неожиданно обнаружил, что больше не считаю христианство проклятием человечества, как считал раньше. Теперь я могу понять, почему величайшие мыслители, самые светлые умы в нашей западной культуре в той или иной форме призывали следовать христианскому идеалу и христианской этике…
9
Трилогия американского писателя Джеймса Томаса Фаррелла (1904–1979): «Юные годы Стадса Лонигана: детство на чикагских улицах», «Раннее мужание Стадса Лонигана» и «Судный день» — реалистическое и даже натуралистическое, хотя и неглубокое описание жизни низов среднего сословия в Чикаго 1920–1930-х гг., во многом основанное на собственном опыте писателя.
10
Это война (фр.).
В письме было еще несколько страниц, но Прентису и прочитанного было достаточно. Он тщательно протер перо авторучки и вернулся к своему частично законченному ответу:
«А я продолжаю не доверять религии, как не доверяю всем догмам и всем моральным и/или духовным установлениям».
Это звучало убедительно — тон верный, — но нужно было придумать еще три-четыре фразы в том же духе, прежде чем он сможет по праву завершить письмо абзацем, который получилось набросать на одном дыхании:
«Думаю, в следующий раз я не скоро соберусь написать тебе, поскольку нас готовят к отправке в Европу, где, должно быть, какое-то время всем нам будет не до писем — и отбросам общества, и Стадсу Лонигану, и мне».
Он еще ковырялся со своими тремя фразами, когда вернулись Квинт и Сэм Рэнд и плюхнулись на койку, от них разило пивом.
— Прентис, дружище, — окликнул его Квинт, — если б ты слез со своего насеста и взглянул на доску приказов, то узнал бы, что нам дают восьмичасовую увольнительную на этот вечер. Мы собираемся в Балтимор. Так как, спустишь свою задницу?
Хью Берлингейм был тут же забыт. В первый раз, насколько помнил Прентис, Квинт назвал его «дружище», пусть даже в насмешку, и было приятно сознавать, что они с Рэндом вернулись в казарму за ним, прежде чем уехать. Идя вьюжной улицей гарнизона, пряча лицо от ветра в поднятый воротник, он с непривычки чувствовал себя
11
«На Западном фронте без перемен» — фильм Льюиса Майлстоуна, вышедший в 1930 г., классическая экранизация одноименного романа Э. М. Ремарка, в котором одну из центральных ролей сыграл американский актер Лью Эйрс (1908–1996).
— Ох, дорогой, — сказала она, когда он объяснил, что не успеет за такой короткий срок добраться до Нью-Йорка и вернуться обратно. — А как думаешь, дадут тебе увольнение, когда будешь в другом месте? Поближе?
Она имела в виду Кэмп-Шенкс, в штате Нью-Йорк, порт отправки войск, как говорили строго засекреченный.
— Нет, — ответил он. — Оттуда даже звонить не позволяют. Но в любом случае я напишу. И слушай, обещай мне не волноваться, хорошо? Со мной ничего не случится.
Трубка в его потной руке была скользкой.
— Обещаю, дорогой. Но ты уж там поосторожней, ладно? Понимаю, это звучит глупо, но я просто…
— Конечно же, конечно. Все у меня будет отлично. Ты только береги себя и… ну, ты знаешь… обещай не волноваться. Хорошо?
Повесив трубку, он несколько секунд посидел в запотевшей будке, не понимая, зачем он вообще звонил матери. А когда вышел и потопал ногами, чтобы брюки опустились на башмаки, то увидел, что Квинт стоит один.
— А где Сэм?
— Слинял. Подъехали какие-то его друзья на такси, он и укатил с ними. Сказал, постарается позже разыскать нас в городе. Ну, ты готов?
В столь непохожей на армейский порядок городской суматохе они нашли бар при гостинице, где Сэм обещал ждать их; но его там не оказалось, и совсем стало досадно, когда бармен отказался налить Прентису.
— Какого хрена! — возмутился Квинт. — Он же в армии, чтоб тебя! Отправляется за океан. Что тут у вас за порядки?
— Полегче, солдат, попридержи язык. Таков закон: не моложе двадцати одного года, и никакая ругань не поможет. Обслужу его, так лишусь работы.
— Брось, Квинт. Выпей без меня.
— Нет. Черт с ним.
Не зная, что делать, они стояли у стойки и пялились на столики, заполненные гражданскими, или офицерами с девушками, или солдатами, тоже с девушками, пока Квинт не буркнул:
— Пошли отсюда… Вообще-то, — сказал он, когда они вышли наружу и бесцельно побрели по улице, — вообще-то, я и не ждал, что Сэм появится. Думаю, старина Сэм не желает, чтобы ему помешали в серьезном деле — перепихнуться сегодня.
Прентис негромко хохотнул, но это его несколько обеспокоило. Он особо не надеялся, что они отправятся в бордель или подцепят девчонок в баре или еще где, но что еще стоящего можно сделать в последний свободный вечерок в Штатах? Или Квинт считает, что это позволительно только недалеким, «колоритным» солдатам? Неужели Квинт в его двадцать четыре года так же стесняется девушек, как он сам?