Дыхание в басовом ключе
Шрифт:
– Несколько лет назад ездили мы в Австрию. Я, Шес, тот самый Макс, про которого Романыч раньше рассказывал, и Рэйн. Ты его, Витек, не знаешь. Он раньше ударником в Рельефе был.
– А Шес?
– А Шес – вокалистом. Это было до того, как они усыновили свою рыжую заразу, – пояснил Алек. – Ну, так вот. У Шеса пунктик есть один – точнее, был, – на машины. Любил он снять за бугром какую-нибудь навороченную тачку. Чтобы поприметнее была да покруче. В тот раз взяли огромный внедорожник. Черный, стекла затемненные. Ну, как в “Бригаде”, помнишь? Это сейчас у Шеса такая же бэха стоит в гараже
– А почему стал? – перебила я.
– Пи-и-и-и, – отозвался рокер.
– Цензура, – пояснил блондин. – Короче, прижало его организм, залитый по самое не балуйся пивом, справить естественные надобности. А так как ни у кого, кроме него, в тот момент такой необходимости не было, то мы, высадив его рядом с туалетом на заправке, отъехали чуть в сторону заправиться.
– Гады! – ласково оскалился ударник.
– Пить надо было меньше! – не остался Алек в долгу. – И вот стоим мы, значит, возле бензоколонки, как в зрительном зале, и наблюдаем следующую картину. Из-за угла здания выруливает точь в точь такая же бэха, как наша, и начинает медленно продвигаться к выезду. В этот момент из туалета выходят два метра нашего общего друга, офанаревшими глазами смотрят на удаляющийся джип, а потом он срывается с места и с криком “Банзай!” кидается на капот машины. Занавес!
– Нифига не занавес! – встрял герой рассказа. – Витек, представь себя на моем месте. Выхожу я из места дум и вижу, как эти придурки сваливают. То есть, я стою, а они сваливают! На моей бэхе! С моим пивом! Естественно, я кидаюсь за ними и решаю подшутить. Зажмуриваюсь. Знаешь, пьяный, не пьяный, а на капот движущейся, пусть и на минимальной скорости, машины кидаться стремно. И прыгаю. Визг тормозов и дикий ржач. Открываю глаза, поворачиваюсь на звук смеха и вижу нашу тачку и Рэйна с Алеком, сползающих на землю от хохота. Заранее холодея и, кстати, мгновенно трезвея, смотрю вниз и вижу сквозь лобовое стекло побелевшие лица двух фрицев.
– Господи, – стараясь не размазать тушь, вытираю я слезы. Боженовы, кстати, уже давно лежали на столе, сотрясаясь от хохота. – Бедные немцы! Опять немцы! Мне их так жаль, такая картина...
– Вика, ты себе просто не представляешь всей картины, – добил меня Алек. – Вот как Шес сейчас выглядит, – обвел он рукой пирсингованое и покрытое татуировками тело в аксесуарах и иже с ними, – это просто добропорядочный клерк начала восьмидесятых по сравнению с тем, что было тогда. Ну, глаза он всегда подводил. Но добавь к этому цепочку от уха до губы через ноздрю, рваную кожаную одежду, три-четыре креста по килограмму каждый и вырви-глаз-фиолетовый ирокез в ладонь...
– Ирокез? – опешила я.
– О, да! – подтвердил Ал. – Я тебе при случае фотки покажу. Такое чмо встретишь среди ночи на улице да в темном переулке – не факт, что до утра дотянешь. А тут среди бела дня само на голову свалилось. Как их инфаркт не хватил, не знаю.
– Да мне их перепуганные глаза потом еще несколько месяцев снились! – закончил Шес. – Витек, ты удовлетворена?
– О, да!
– Тогда, продолжим. Ты, кстати, следующая на очереди. Романыч, готовь историю!
– Рома, не смей! – вскочила я.
– Хе-хе, радость моя, – осклабилась эта зараза. – Поздно пить боржоми, когда печень отказала! Шес, сдавай!
====== Глава 20 ======
И вечер продолжился.
Разошлись мы уже далеко за полночь, ближе к трём. Уставшие, слегка пьяные, довольные друг другом и проведённым временем.
А я ещё и огорошенная внезапными открытиями.
О чём мы только не говорили, каких только историй не рассказывали. Знай я заранее, какие откровения принесёт с собой этот вечер, не факт, что вообще решилась бы прийти. Скорее всего, осталась бы сидеть дома и не дергалась. Воистину, блаженны несведущие. Но – обо всём по порядку.
Компании, собирающиеся у Боженовых, всегда были весёлыми и интересными. Ребята, надо отдать им должное, умели подбирать друзей. Но этот раз превзошёл все, на которых мне когда-либо приходилось присутствовать. Может быть, именно благодаря умеренному составу и особым отношениям между собравшимися.
Не чувствовалось абсолютно никакого напряжения. Мысли и фразы текли спокойно и свободно, как вода в тихом русле реки где-нибудь на приморской равнине, непосредственно перед впадением в бурное море общего веселья и игривости. Было какое-то удивительно приятное и уютное ощущение причастности, понимания и нахождения на своём месте.
И даже Шес, всё также язвивший и пошливший весь вечер, и наши с ним неизменные перепалки воспринимались как-то по-домашнему, что ли.
А уж Алек... У Ала оказалось изумительное чувство юмора. Не откровенный цинизм, как в случае с его именитым родичем, или же, чего греха таить, со мной, а именно юмор. Острый, местами пикантный и колкий, но всегда уместный, стирающий все преграды и неловкости, заставляющий забыть, что ты практически и не знаешь этого человека. Снегов умел быть душой компании, сплотить людей вокруг себя и, кажется, искренне наслаждался этим. От каждого его слова веяло такой авторитетностью, что и в голову не приходило переспрашивать или сомневаться.
И в то же время, он не давил и не пёр напролом, как Шес. Они были такими разными, как вода и пламя, и одновременно чем-то неуловимо похожими. Может, необъяснимой и непоколебимой уверенностью в своих действиях и словах. А может, неким налётом снобизма. Довольно сильным у Шеса, но присутствующим и у Ала тоже. И если наличие данной не шибко приятной черты характера у рок-идола было ещё вполне понятным, в чём-то даже ожидаемым, то откуда это взялось у начинающего экономиста, оставалось для меня загадкой.
Впрочем, это не портило общее впечатление от парня. Скорее, придавало некую изюминку. Должен же быть в человеке какой-то изъян? Иначе было бы скучно.
Алек нравился мне всё больше и больше. У нас оказалось много общего. Снегов, к моему изумлению, неплохо разбирался в классической музыке и ценил по достоинству оперу. Он, так же как и я, обожал мотоциклы, скорость, электронную музыку и любил готовить. И главное – его абсолютно не напрягало наличие в моей жизни другого мужчины четырёх лет от роду.