Дыхание в басовом ключе
Шрифт:
Уроков сегодня у меня не было. Я, принципе, и пришла только за расчетом. Поэтому следующим пунктом моего следования по коридорам родного лицея был подвал.
Да-да, не удивляйтесь – подвал. Потому как именно там находилась вотчина Егора, нашего сисадмина. Трепливая, себе на уме сволочь с глазами ангела и неисправимой страстью к сплетням, и, по совместительству, мой друг.
История становления нашей с ним дружбы больше напоминает бразильский сериал, чем реальные события.
Я начала работать в лицее намного позже его. К тому времени “белокурый ангелок Егорушка”, как его все называли, уже успел укрепить свои
Дальше была война. Жестокая, силовая, из серии “пленных не брать”. Я мстительно раскрывала так любимые им попытки грубо и жестко подшутить над сотрудниками, сообщая об оных всем желающим, и попутно вешая на него всё на свете, от пасмурной погоды в Японии до попытки военного переворота в Чили. И педантично добивалась того, чтобы парня либо уволили, либо он уволился сам.
Он же пускал обо мне сплетню за сплетней, неделями отказывался ремонтировать комп, который сам же и ломал, подделывал данные системы слежения за входом-выходом и учета рабочих часов. А однажды даже продырявил колесо в Ниве.
Собственно, с этого колеса и началась наша дружба.
Не помню, почему я задержалась в тот день, но факт, что уходила одной из последних. Ужасно торопилась, тоже не помню почему. Кажется, опаздывала забрать Даньку из яслей. Шел жуткий дождь. И тут это колесо... А я не то, что менять их не умею, у меня даже необходимых инструментов нет. А может, и есть, кто его разберет? Я же понятия не имею, что для этого надо.
И вот, стою я на абсолютно пустой парковке под проливным дождем и таращусь на спущенное колесо, не имея ни малейшего понятия, что делать. Сторож уже запер двери лицея и ушел на обход, поэтому даже вернуться в сухое помещение я не могу . Звоню Олегу – не отвечает. Звоню Ромке – в командировке, может объяснить по телефону, только чем это поможет, если руки не из того места? Звоню в службу эвакуации – говорят, ждите, через два часа будем. И тут финальным аккордом порыв ветра вырывает из рук зонт и уносит его к чертям собачим. Я поступила, как любая уважающая себя женщина, попавшая в затруднительную ситуацию. Села в лужу и начала плакать.
Я, вообще-то, плачу довольно редко, по большей части держу в себе. Но, возможно, именно из-за этого иногда срываюсь по сущим, в принципе, мелочам и рыдаю навзрыд над разбитой чашкой. Ромка считает меня истеричкой. А Ленка, благодаря своей поразительной интуиции прекрасно понимающая, откуда у всего этого ноги растут, уже не раз говорила, что дабы не плакать по мелочам, надо не бояться плакать по-крупному. Но кто ж её слушает? Мы же всех умнее, всех мудрее...
Ну вот, сижу я под дождем, прислонившись к боку своей Нивы, мерзну и рыдаю крокодильими слезами. И вдруг кто-то заслоняет меня от воды и ветра, поднимает из лужи, тащит куда-то и запихивает в прогретый салон чужой машины.
Этим кем-то оказался Егор. Он сразу же признался, как в том, кто пробил колесо, так и в том, что тоже понятия не имеет, как его менять. Кроме этого признания, мы, кажется, не обменялись и словом. Он дал мне переодеться в свою запасную одежду, отвел в кафе напротив и молча просидел со мной почти три часа, пока не приехал эвакуатор.
С того дня что-то изменилось. Нет, ненависть не сменилась дружбой прямо в одночасье. Но мы перестали пакостить друг другу, стали здороваться при встрече, а потом слово за слово разговорились и оказалось, что у нас нет абсолютно, совершенно, тотально ничего общего.
И на этой-то почве мы, по странности, и сдружились. Я же предупреждала, что это просто бразильский сериал какой-то, да?
Вот к этому голубоглазому недоразумению я и шла. Мне надо было срочно поговорить. И, к слову, это был первый раз в моей жизни, когда я не могла обсудить сложившуюся ситуацию с Боженовым, поскольку... Ну, не могла я!
Можете считать меня дурой, можете назвать идиоткой, но смысл сказанного вчера Алеком дошел до меня, хорошо, если минут через десять.
– Я Снегов, а не Беленький, – заявил он. – И меня уже лет десять никто не называл простым пареньком.
И выжидающе, немного виновато уставился на меня.
А я... Я продолжила спорить, напрочь игнорируя сказанное. Доказывала, что знаменитости тоже люди. Призывала Шеса в свидетели. Заставляла его подтверждать, что ничто земное ему не чуждо, что повышенное внимание фанатов напрягает и утомляет, что хочется тепла и покоя, а не света софитов и ковровых дорожек. Умоляла Алека поверить ему, как человеку знающему. И не видела, в упор не видела снисходительных усмешек и выжидающих, слегка удивленных взглядов.
– ...всё это маски, – соглашался Шес. – То, что люди видят на экранах, и то, какой человек на самом деле, это разные вещи, и порой...
– Да быть такого не может! – я, перебив его на полуслове, резко развернулась к Алу.
– Что? – Шес не сразу сообразил, что я... сообразила.
– Что ты сказал? – наступала я на Снегова. – Ты же пошутил, да?
– Да какие шутки, Вика? – он выставил перед собой руку. – Грешен, каюсь, но зачем же так реагировать?
– Но... Но так же не бывает! Этого не может быть! Просто невозможно! Вы смеётесь надо мной, да? Алек, это такая шутка?
– Витёк, – Романыч тоже поднялся из-за стола и подошел к нам. – Ты чего? Ну, посмотри на него! Ну? Ты же бредишь им. Неужели даже сейчас не узнаешь?
– А ты! – мгновенно переключилась я на приятеля. – Почему ты мне ничего не сказал?!
Тут уже все уставились на Боженова. Я – негодуя. Ал удивленно. Шес как-то предвкушающе. Только Ленка продолжала смотреть на меня глазами нашкодившего котенка. Ну да, она ведь тоже знала и молчала. Друзья, называется!
– А в самом деле, почему? – повторил вопрос Алек. – Я же, вроде, не просил блюсти моё инкогнито?
– Саша, блин! – зыркнул на него Романыч. – Что значит “не просил”? А как ещё можно было понять это твое “не лезь не в своё дело”, а? – и повернулся ко мне. – Витёк, ты только не психуй, ладно? У меня и в мыслях не было разыгрывать тебя! И даже несмотря на просьбу Ала, я бы...
– Я не просил!
– Мне логи нашей переписки в аське поднять? – огрызнулся Боженов.
– Ах, это... Ты меня не так понял, – взял напопятный Снегов. – Я не о том просил молчать. А про Снежного – это же очевидно.