Дыхание в басовом ключе

Orbit без сахара

– Так они же дружат не с девочками, – уже не так уверенно гнул своё Дэн, – а с мальчиками.

– Они красят глазки?

– Кто? Что? Нет, – сообразил он, наконец, что ребенок с грацией боевой машины пехоты вернулся к первоначальному вопросу. – Совсем не обязательно. Да они вообще выглядят, как все другие дяди!

– А как их тогда узнать?

– А зачем их узнавать? – Дэн стремительно терял нить разговора.

– Мама! – деть чуть не плакал. – Мама, я хочу посмотреть на дядю, который дергает за косички другого дядю!

–

Спасибо тебе большое! – ехидно прошипела я Боровски, отпихивая его в сторону и опускаясь на пол рядом с сыном. – Зачем, солнышко? Это такие же дяди, как и... Ну вот, хоть бы и Дэн, – за моей спиной противно заржал Шес. Придурок. – Я тебе потом как-нибудь покажу, когда встречу, – теперь ржал уже и рыжий. Да они что, сговорились все? – И ты сам убедишься. Ладно?

– Хорошо, – шмыгнул носом Данечка и продолжил допрос: – Мама, а кто из них “двухметровая шпала-имбецил с панковской рожей”?

– Я смотрю у вас дома, – хмыкнул ударник, косясь на съёжившуюся меня, – фильтровать базар при ребёнке вообще не принято?

Репетиция шла с переменным успехом. Большей частью, по моей вине. Надо было всё же найти другой выход, а не тащить Даню с собой.

Сегодня с утра садик огорошил меня амбарным замком и приветливой запиской за оконным стеклом: “Карантин”. А по телефону вчера предупредить не судьба было? Олежеку в первую. Боженова с токсикозом, ей как раз моего пакостника для полного счастья не хватает. Соседка с недавних пор сидеть с мелким отказывается наотрез, мотивируя маленькой пенсией и дороговизной валокордина. Няня ещё не нашлась, а если совсем честно, я пока и не особо активно искала. Полагала, что времени вагон и маленькая тележка.

Когда Шес в ответ на мои истеричные метания заявил, мол, в чём проблема, приводи его сюда, я обрадовалась и как-то не сообразила, что это же о Дане мы сейчас говорим!

Если коротко, то вместо репетиции пять взрослых жлобов – Грега тоже припахали, чего уж мелочиться, – и я бегали вокруг клопа метр двадцать в прыжке и папахе и развлекали его, как могли. Занятие он нашёл каждому и сурово следил, чтобы никто не отлынивал, не дай Боженька, от раскрашивания Микки-Мауса или чистки яблок. В конечном итоге Шес психанул и, подхватив Даньку подмышку, двинулся на выход.

– Мы во дворе с байком повозимся, – заявил он в ответ на мой огорошенный взгляд. – Клоп, ты любишь мотоциклы?

– Да! – ещё бы, моя сыночка, или где? – А у тебя есть мотоцикл?

– Да. Поможешь мне?

– Конечно! А какой?

– Зелёный.

– Ты не знаешь, какой фирмы твой мотоцикл? – о-о-о, понеслась... – Я тебе сейчас расскажу. Спереди должен быть специальный значок. Если там такой кружочек с беленькими и синенькими квадратиками – это бэ эм вэ. Меня мама учила...

– У меня “Дукати”.

– Ух ты! – счастливо взвизгнул ребенок. – Это как в “Матрице”, да?

– Да, клоп, – их голоса постепенно затихали на лестнице. – А какой у мамы мотоцикл?

– У мамы “Сузуки”. Это когда нарисована такая...

– Фух! – выдохнул Хан. – Это что же, меня вот такое же ожидает?

– Ага... – философски кивнула я, устраиваясь, наконец, за Фросей. – Бойся, убогий. Дети наистрашнейшее из стихийных бедствий!

– Я на такое не подписывался! – расхохотался гитарист. – Скажу Юльке, чтобы зараживала его обратно!

– Вы мальчика ждёте?

– Мальчика, да, – подтвердил он, расплываясь в той дебильно-счастливой гордой улыбке, что всегда сопровождает родителей горячо любимых и ожидаемых чад. – Тёмочкой назовём...

– Дюха! – хриплый вопль со двора, донёсшийся сквозь распахнутое настежь в честь стоящего зноя окно, заставил нас вздрогнуть. – Дюшес, какого хр... э... почему я слышу ваш трёп вместо “Ангела”? Мне что, вернуться?

– Поехали, девочки! – хрюкнул Дэн, прокрутив микрофон над головой. – Раз. Два. Раз. Два. Три. Четыре!

Уже вечером, купая увлечённо щебечущего Даньку, я с удивлением думала о произошедшем. Шес и дети, кто бы мог подумать? Ударник провозился с мелким целый день, приведя того просто в щенячий восторг. И, судя по подсмотренному мной из окна, особо этим не напрягался. Во всяком случае, вида не показывал.

– У тебя чудесный ребёнок, – заявил он, сдавая Данилу с рук на руки в конце дня. – Только портишь ты его, Витёк. Он же пацан. Строже надо быть.

– Ты знаешь, как? – без особого усердия огрызнулась я, крайне польщённая похвалой в первой части его фразы. – Предлагаешь свои услуги?

– С твоего позволения, – огорошил он и, наклонившись к Даньке, протянул ладонь. – Дай пять, клоп. До завтра?

– В смысле “до завтра”? – не поняла я.

– Мамочка, – вклинился сын, – мы с Шесом идём завтра в зоопарк. Можно? Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!

– Какой зоопарк? Шес?

– Ну так, карантин этот твой вряд ли на один день, правильно? А разносить дальше студию я не позволю. Так можно нам в зоопарк, мама?

– Постой, а как же репетиция?

– А на кой я вам там? – вскинул он бровь. – Доберётесь до новых песен, тогда и свисните. А пока, рабы, у господина отпуск! – и, скосившись на мелкого, хмыкнул: – По уходу за ребёнком. Кстати, что там с няней?

– Э... Я над этим работаю, – быстренько свернула я разговор. – Ну, тогда до завтра?

– До завтра, детка, – и, наклонившись, поцеловал меня в щёку.

Вот этот поцелуй я и вспоминала вечером, кублясь на диване с чашкой зелёного чая и любимой книгой.

Детка... Какое всё же похабное обращение. Раздражает, особенно в его исполнении – немного высокомерно и снисходительно, как к малому ребенку. Правда, меня слегка примиряло то, что он к половине знакомых так обращается – вне зависимости от пола, возраста и степени знакомства.