Дыхание ветра
Шрифт:
Резкое движение отдалось тупой болью в каждой мышце измученного тела, и только тогда я осознал, что всё ещё жив.
Глаза всё отчётливее различали окружающую обстановку, и для меня стало неожиданностью, когда осознал, что нахожусь не в лесу, а в своей комнате.
Мышцы невыносимо ныли, горло пересохло и горело так, словно полно было раскаленного песку.
Нестерпимо хотелось пить. Решив, что без глотка воды точно умру, стал подниматься, и зашипел от боли. Спустил ноги с кровати, сел, а затем, поднявшись, выпрямился, как вдруг в голове страшно зашумело и застучало
Сдерживая стон, некоторое время не мог дышать, тупая боль сдавила грудь. Чтобы не задохнуться, глубоко вдохнул, и струя воздуха обожгла лёгкие. Почувствовав головокружение, покачнулся и, не сумев вовремя ни за что ухватиться, с высоты своего роста рухнул на пол, задев во время падения что-то из мебели, и эта деталь интерьера с грохотом перекинулась.
От резкого падения и грохота рушившейся мебели каждая клеточка моего мозга взорвалась адской болью, и теперь я уже не мог сдержать стонов.
– Александр, ты в порядке? – окликнул меня отец, и его голос звучал так громко, что мою голову снова пронзил раскат грома, но отозваться я не смог из-за адского пожара в горле.
Он зажёг лампу, стоящую на столе, и всегда тусклый свет внезапно сильно ослепил меня, заставив зажмурить глаза и взвыть. Страдая от яркого света, адского грохота в голове и ощущения горящего горла, я уже не имел сил встать. Сжимая голову руками, тихо стонал. Отец помог мне подняться и снова опуститься на кровать.
– Приляг, сынок, отдохни, – тихо проговорил он, убирая мои руки от лица. – Дай-ка, я на тебя взгляну. (Последовало молчание, а затем я услышал его тяжёлый вздох.) – Ничего, всё заживёт.
– Пить, – попросил я хриплым шёпотом, еле шевеля губами. – Свет! Слишком ярко!
Отец погасил лампу, и глазам стало гораздо легче, подал мне полную кружку холодной воды, которая освежила меня, словно божественный нектар, и присел на край кровати.
– Как я здесь оказался? – прохрипел я.
– Я нашёл тебя на тропе без сознания и принёс домой, всё ждал, когда же ты придёшь в себя, но, видимо, сам уснул. Послушай, сынок, тебе надо поспать. Заснуть трудно, я знаю, но только сон поставит тебя на ноги. Если что-то будет нужно – позови меня.
Тогда мне даже в голову не пришло, почему отец не вызвал врача, словно он знал, что моё здоровье вне опасности.
Он удалился, легко ступая.
Я же пытался уснуть, но тупая боль мешала мне, утихая только, когда я не шевелился. Сон не шёл.
Соображая, что же всё-таки со мной произошло, и почему я потерял сознание на тропе в лесу, постарался вспомнить все события прошедшего дня, чтобы попытаться найти причину произошедшего. Но будучи совершенно без сил даже на то, чтобы думать, не мог сосредоточиться ни на чём конкретном, выхватывая из памяти какие-то обрывки событий.
Ясно мог вспомнить только большие васильковые глаза на прекрасном бледном лице, зацепившись памятью за которые, не мог думать ни о чём, кроме них.
Неизвестно, сколько времени так провел, неосознанно удерживая в раскалывающейся от боли голове то единственное, что в какой-то
Наконец, усталость сморила меня, и, провалившись в спасительный, но тяжёлый, полный кошмаров сон, подсознательно обращался к обладательнице прекрасных синих глаз, с такой нежностью глядящих на меня, в немой мольбе не покидать меня и облегчить мою боль.
Снилась мне гроза. Ослепительные молнии пересекали чёрное небо, постоянно раздавались оглушительные громовые раскаты. От сильных порывов ветра с треском ломались деревья. Я в образе страшного лохматого зверя испуганно шарахался от валящихся на меня веток, но они всё равно настигали меня, пронзая тело острой болью, и ранили в самое сердце, туда, где разгоралось новое жгучее чувство.
Проснувшись на рассвете, не почувствовал себя отдохнувшим, но спать больше не хотелось. Боль отступила, ощущались лишь отголоски, словно в чьём-то чужом теле, которое связано со мной тонкой нитью.
Меня окружала тишина. Позвал отца, но никто не отозвался. Пока размышлял что делать – вставать или продолжать валяться в постели – случайно поднял руку и, сфокусировав на ней взгляд, ужаснулся, вздрогнув от неожиданности. Совсем не ожидал увидеть такого фантастического кошмара – кисть и предплечье руки были покрыты огромными фиолетово–чёрными узорами и пятнами, похожими на синяки, причём синяки эти сливались в один огромный, витиевато переплетаясь, соединялись между собой в каком-то абстрактном рисунке.
Я взглянул на другую руку – она выглядела не лучше. Охватившее меня лёгкое волнение уже не давало мне так просто лежать.
Откинув тонкое одеяло, повернулся на бок, затем, помня событие прошлой ночи, когда с высоты своего роста грохнулся на пол, не желая больше повторять падение, осторожно сел и спустил ноги с кровати, конечно совершенно автоматически взглянув на нижнюю часть тела, к слову, был без одежды.
Удостоверившись в том, что по своему виду мои ноги и живот мало отличались от рук, поднялся и медленно побрёл к зеркалу, надеясь на то, что не всё ещё потеряно, ведь тело можно скрыть под одеждой, руки под перчатками, но вот лицо уже не спрячешь.
Мысленно старался отогнать от себя наваждение, но взглянув на своё отражение, отшатнулся – передо мной предстало невероятное зрелище.
Лицо напоминало физиономию ходячего мертвеца из фильма ужасов: распухшее фиолетово-чёрного цвета с чёрными же губами размером с картофелину каждая.
Но больше всего поразили глаза – красные из-за полопавшихся мелких капилляров. Вдруг ясно почудилось, что я превратился в зомби. Боли больше не чувствовал. Выглядел не лучше трупа.
Вспомнив, как ахнул отец, увидев прошлой ночью моё лицо, до такой степени разволновался, что заметался по дому, задыхаясь от нехватки кислорода и ощущая бешеные удары своего сердца. Почувствовав головокружение и тошноту, медленно опустился на пол, тяжело дыша, чтобы попытаться найти хоть что–то, что меня успокоит.