Дым и Дух
Шрифт:
Мальчуган протянул ей краюху хлеба.
Сэндис вытаращила глаза. Изумленно посмотрела на хлеб, затем на мальчонку.
– Мама сказала, ты, видать, переживаешь не лучшие времена.
Мальчуган оглянулся на женщину лет сорока, которая стирала белье в корыте, вытащенном на крыльцо одного из узеньких домишек. Женщина ободряюще кивнула малышу, а может, и Сэндис, и мальчуган продолжил:
– Она сказала, с ней тоже такое было, и что нельзя бросать тех, кто очутился в беде.
Он снова протянул ей краюху. Сэндис приняла ее. Руки ее дрожали. На глаза навернулись слезы.
– Спасибо, – сдавленно прошептала она.
Мальчуган улыбнулся
Не проронив ни слова, она опустилась на колени, подцепила грязное белье, окунула его в корыто и принялась отстирывать пятна.
Ночь, благо позволяла погода, Сэндис провела на крохотном крылечке добросердечной семьи. Крыльцо было жестким и неуютным, но Сэндис так устала, что большую часть ночи проспала без задних ног. Ее приглашали в дом, но она не решилась зайти. Она знала, на что способны подручные Кайзена. Рыща по следу беглеца, они не щадили ни его родных, ни друзей. Беглецу негде было искать спасения, и часто… часто он сдавался сам.
Возможно, лучше дождаться, когда Кайзен прекратит гоняться за ней, и только после этого отправляться на розыски Талбура Гвенвига. Чтобы оградить его от беды. Хотя, если он богат (а он, вероятнее всего, богат, раз обменивает золото), возможно, это он оградит ее от беды. О, милосердный Целестиал, да будет так.
По счастию – хотя какое уж тут счастье, – кроме Талбура Гвенвига, у Сэндис не было ни родственников, ни знакомых. Однако благоразумнее не вмешивать этих добрых людей – да и вообще каких угодно людей – в заваренную ею кашу. Так будет лучше и для них, и для нее. Так ее сложнее будет найти. Возможно, Кайзен никогда не прекратит гоняться за ней, но ведь и его мошна не бездонна, верно?
Вот на Элис он вряд ли стал бы тратить столько сил. Слишком уж незначительные Духи вселялись в ее тело. Другое дело Сэндис. Сэндис, по причинам ей неведомым, принимала в себя очень могучих Духов. Похоже, ей по плечу даже Духи восьмого уровня. А если так, то она просто незаменима.
Из шести вассалов, еще вчера являвшихся собственностью Кайзена, только трое – она, Хит и Дар – вмещали в себя Духов седьмого уровня. Теперь у Кайзена остался лишь Дар. Хит погиб, не выдержав мощи Колососа, а Сэндис сбежала. Для Элис и Кайли пределом были Духи пятого уровня, для Риста – шестого. А что, если Кайзен скорее опустошит свою казну, чем позволит ей уйти от него? В таком случае она совершила непростительную глупость…
Так размышляла Сэндис, бредя по рассветному городу. Перезвон колоколов возвестил начало первой смены на фабрике. Она пересекла дымовое кольцо, где располагалось большинство фабрик, и, задыхаясь от кашля, направилась к библиотеке.
Конечно, лучше всего покинуть Колинград. Но вот вопрос – как? Путь до побережья не близок, и велика вероятность, что она просто умрет с голоду. А если и не умрет, то непременно перебудоражит дозорных, пока будет искать потайные тропы. Воды Северного океана обжигающе холодны, и никто из контрабандистов не отважится переправить через него одержимого. Разумеется, можно украсть лодку, но Сэндис не знала, как с ней управляться. Южные горы вершинами упирались в небо, и все стежки-дорожки бдительно охранялись. По слухам, долетавшим до Сэндис, чтобы пересечь границу, человеку требовались не только дорогостоящие и совершенно невообразимые документы, но и очень тугой кошелек – подкупить приграничную стражу.
А что станет с Элис, Кайли, Ристом и Даром, покинь она Колинград? Разве может она их здесь бросить? С другой стороны, как ей их спасти? Ей бы саму себя спасти.
Триумвират вставал на дыбы, когда люди покидали страну. Кайзен вставал на дыбы, когда вассалы покидали его логово.
Вертя в руках амаринт, Сэндис подошла к библиотеке. Когда она открывается? Пустят ли ее внутрь? Одета она вроде прилично, одежда выглядит чистой. Сэндис провела пятерней по голове, приглаживая волосы. До сего дня она заходила в библиотеку дважды… Еще жива была мать. Еще жив был отец, страстно желавший научить их с братом читать. Еще жив был Анон.
Господи, как же ей не хватало отца.
Библиотека оказалась закрыта, и Сэндис, натянув на глаза капюшон, немного пошныряла вокруг. Отыскав ведро с отбросами, она выудила из него наполовину обгрызенное яблоко и заставила себя это съесть, чтобы хоть немного подкрепиться. Затем прогулялась по библиотечным дорожкам, выискивая оброненные монетки. Однако все, что удалось найти, это пенни – самую мелкую монетку Дрезберга, не стоящую по сути своей ничего. И все же она припрятала монетку в карман и подумала об амаринте. Если ей станет совсем невмоготу, можно ли будет его продать? Какой смысл спасаться от наемников Кайзена, если в результате она умрет с голоду?
Библиотека открылась, и Сэндис без помех вошла внутрь. Она не очень-то умела ладить с людьми – Кайзен не поощрял общения и в своих переговорах держал ее на вторых ролях, – но, отыскав глазами самого дружелюбного на вид библиотекаря, смело подошла к нему и спросила, где бы ей посмотреть каталог имен.
Окажись Талбур Гвенвиг писателем, отыскать его не составило бы никакого труда. Однако писателем он не был.
Терзаемая неуверенностью, Сэндис пролистала каталоги с именами писателей, политиков и известных деятелей – нигде фамилии Гвенвиг не обнаружила. Она принялась искать его в периодических изданиях, но быстро сообразила, насколько это бесполезно. Какое-то мгновение она испытывала непреодолимое искушение заглянуть в газету и прочитать о гибели отца, но передумала – к чему ворошить прошлое. Сейчас ей, как никогда, требовалась бодрость духа. И надежда.
Заприметив случайно на одном из лестничных пролетов каморку библиотекарей, Сэндис пробралась в нее и увидела оставленный на столе обед. Она намеревалась полакомиться только орешками, но – к своему стыду и одновременно удовольствию – не удержалась и смела все до последней крошки. Принеся извинения пустой тарелке, она спешно выбралась на улицу. Колокола прозвонили начало второй смены.
«Может, зайти в другой банк и разузнать про Талбура там? А вдруг Кайзен везде расставил соглядатаев? Что же делать? Время не ждет». Не успеет Сэндис оглянуться, как городская грязь въестся в ее одежду и кожу и превратит ее в жалкую попрошайку. А попрошаек не жалуют и в роскошные холлы библиотек и банков не допускают.