Дымка в зеркалах
Шрифт:
Ситуация лишь усугубилась тем, что Зеркальный дом погрузился в невероятную, просто нереальную тишину. Лихорадочную суету по подготовке приема, которая царила здесь последние несколько дней, сменили неподвижность и безмолвие. Во всем здании не было ни души, кроме Роберты и самой Леоноры.
Телефон звонил. Леонора закрыла небольшой томик, посвященный символическому значению зеркал в искусстве, и подошла к столу. Взяла трубку.
– Да?
– Сегодня у нас удивительно тихо, да? – услышала она голос Роберты.
– Не то слово.
– В понедельник после
Леонора терпеть не могла кофе, а уж тот, что заварила Роберта, наверняка окажется настоящей отравой. Но болтовня за чашкой горячей, пусть и невкусной жидкости поможет ей стряхнуть гнетущее ощущение надвигающейся беды.
– Спасибо, я уже бегу!
Она повесила трубку и отправилась пить кофе. Коридор, как всегда, был полон теней. Леонора спускалась по лестнице навстречу потустороннему тусклому блеску зеркал первого этажа. Как это странно – еще вчера дом, оживленный светом и голосами людей, казался вполне приветливым. Но сегодня тишина и зловещая атмосфера вернулись – словно недоброе нечто наблюдает за тобой, готовясь к прыжку. Страх, подобравшись исподволь, ледяной рукой сжал желудок и заставил девушку вцепиться в перила. Это переходит всякие границы, так и рехнуться недолго. Нет, компания такого разумного и делового человека, как Роберта, – именно то, что сейчас необходимо.
В свете монитора стекла очков казались голубоватыми, а сосредоточенный Дэки был похож на алхимика, который уже совсем близок к разгадке тайны философского камня.
– Я вошел, – выдохнул он. – Вот записи банковских операций профессора Керна. И что дальше?
Томас, который стоял у окна, подошел к брату и заглянул через его плечо.
– Элисса решила, что отец платил шантажисту. И что шантажистом этим был Роудс. То есть она нашла какие-то повторяющиеся выплаты, переводы, не знаю что. Но то, что смогла проследить Элисса, мы тоже не пропустим.
– Я просто не понимаю, зачем тебе все это нужно. Эд определенно заявил, что Роудс шантажировал профессора. Оба они мертвы. Какой смысл в дальнейших поисках?
– Просто есть кое-какие нестыковки… я хочу прояснить для себя несколько моментов.
– Прояснить? Но к чему – ведь все кончилось!
– Слушай, братец, я меньше изводил тебя расспросами, когда ты вел себя как одержимый, цепляясь за версию убийства Бетани.
– Ничего подобного! Я помню твои нотации о том, что надо оставить в покое прошлое и продолжать жить дальше. А потом ты каждый раз намекал, что мне надо бы повидать психоаналитика.
– Ладно, давай скажем так: сегодня я одержимый. Прояви немного терпения и сочувствия к ненормальному брату, а?
– Как скажешь, брат. – Пальцы Дэки запорхали над клавиатурой. – Но знай: я собирался провести этот день в постели, занимаясь йогой.
Роберта укладывала рамочки с фотографиями в одну из трех картонных коробок, стоящих на столе. Когда она увидела на пороге Леонору, на лице Роберты отразилось такое огромное облегчение, что девушка поняла: она не единственная, кто почувствовал сегодня зловещую атмосферу дома.
– Как хорошо, что вы зашли! – воскликнула Роберта. – Садитесь. Я очень благодарна вам за то, что вы решили скрасить мое одиночество.
Она отложила в сторону фотографии и поспешила к столику с кофейными чашками.
– Да я и сама обрадовалась, когда вы позвонили, – честно призналась Леонора. – Сегодня в Зеркальном доме как-то уж очень тихо.
– Вы правы… – Роберта наливала кофе. – Хотя я-то привыкла. И все же сегодня мне тоже не по себе. Столько лет, столько воспоминаний… Не надо было торопиться с вещами. Но я решила, что если тянуть с уходом, то будет еще хуже.
– Я понимаю, что вы чувствуете. – Леонора устроилась в продавленном кресле и взглянула на кучу рамок и пестроту лиц на фотографиях. – Это всего лишь рабочий кабинет, но после стольких лет к нему привязываешься, как к дому, и переезд превращается в настоящую проблему.
– Вы угадали… могу сказать вам больше – этот кабинет был для меня роднее, чем собственный дом… Даже когда муж был жив. Вам сливки или сахар?
– Нет, не надо, спасибо.
– Да, вы же пьете черный, а я и забыла. – Роберта поставила перед Леонорой чашку с кофе, а сама устроилась за столом напротив.
Леонора отпила глоток, и ей показалось, что на этот раз кофе еще более горький, чем раньше. Может, этот более крепкий? Гадость какая. Но если постараться, то полчашки осилить можно.
Роберта уселась поудобнее, и стул под ее крупным телом жалобно скрипнул. Она пила кофе и думала о чем-то своем. Потом, очнувшись, сказала:
– Может, нам обеим стоит сегодня уйти домой пораньше? Дела могут подождать до завтра.
– Это очень здравая мысль, – ответила Леонора. Глядя на кучу снимков, она спросила: – Где вы повесите все эти фотографии?
– Не знаю пока. Может, на кухне. Там есть подходящая стена. Но это все же будет не совсем то. Бог мой, перемены – это всегда стресс. Даже мысли о них и то выбивают из колеи.
Леонора подумала, насколько изменилась ее собственная жизнь за последние несколько недель, и заметила:
– Некоторое количество стресса может благотворно сказаться на организме. Адреналин и все такое. Опять же перемены бывают и к лучшему.
– Пожалуй, вы правы. – Роберта пристально смотрела на один из снимков. – Жаль, что Джордж не дожил до этого дня. Ему бы понравилась идея отправиться в круиз.
– Кто такой Джордж?
– Мой покойный муж. Он был профессором химии здесь же, в Юбенксе. – На лице Роберты вдруг залегли горькие складки, – Такой, знаете, типичный рассеянный ученый, жил только ради работы. Если бы не существовало насущных потребностей организма, он вообще не покидал бы лабораторию. Он ведь и умер там… Мне всегда казалось, что такая смерть была для него самой желанной… Иногда я думала…
В коридоре послышались чьи-то шаги. Женщины испуганно переглянулись – они были уверены, что в доме, кроме них, никого нет.