Дыра
Шрифт:
— Мэра на площадь! Христофор! Выходи!
Тем временем на втором этаже, в кабинете мэра, сидели перепуганные чиновники и с напряженным вниманием прислушивались к шуму за окнами. Христофор Иванович, явно не понимавший, что происходит, хмуро оглядывал своих подчиненных и требовал разъяснений.
— Чего им надо? — спрашивал он. — Зарплату требуют, что ли?
— Нет, зарплату уже давно не требуют, сами крутятся, кто как может.
— Это хорошо, — одобрил Христофор Иванович. — А чего тогда требуют? Воды, что ли? Или света?
— Нет, воды и света тоже не требуют, привыкли обходиться.
— Хороший народ у нас, — похвалил Христофор
— Хотят знать свое будущее, — отвечали чиновники.
На лице у Христофора Ивановича нарисовалось полное недоумение.
Он и сам не прочь был бы узнать свое будущее. Бывало, по ночам мучили его кошмары и снилась вдруг богадельня, в которой он якобы доживает свой век вместе с другими мэрами, губернаторами, членами федерального правительства и даже самим президентом, и будто бы называется эта богадельня «Дом политических инвалидов», а ее обитатели целыми днями выясняют между собой, кто из них больше виноват в том, что все они здесь оказались, и даже иногда кидаются хлебными корками или плюют друг другу в тарелки. А то еще снился ему Международный трибунал с длинной-предлинной скамьей подсудимых, на которой сидят все те же члены правительства, президент и некоторые губернаторы, и где-то между ними затесался и Христофор Иванович, обижаясь и недоумевая, за что он-то сюда попал. А в Трибунал выстроилась целая очередь желающих выступить в качестве свидетелей, идут и идут, идут и идут, и судья в черной мантии (почему-то женщина) стучит большим молотком и объявляет, что пока не выступят все желающие, перерыва не будет. От таких снов просыпался Христофор Иванович всегда в холодном поту и долго не мог встать с постели, лишь постепенно приходя в себя и радуясь, что весь этот кошмар ему только приснился, а на самом деле он у себя дома, в родной мэрии, и добрая Антонина Васильевна уже зовет его пить чай с капустными пирожками.
Видя, что мэр впал в задумчивость, чиновники стали подталкивать друг друга локтями и дотолка-лись до края стола, где сидел замыкающим начальник депхаоса Бесфамильный. Тот нехотя встал во весь свой огромный рост и сказал:
— Христофор Иванович! Не хочется вас расстраивать, но положение в городе серьезное. Распространяются слухи о близком конце света, люди в панике; если не предпринять срочных мер, могут возникнуть беспорядки!
Мэр замахал на него руками, словно отгонял назойливую муху:
— Что еще за конец света придумали? Не знаю я никакого конца света! Пока я — мэр, никакого конца света быть не должно, вот и все!
Чиновники переглянулись, словно говоря: «Ну что с него взять, он у нас как дитя неразумное!» Они давно уже привыкли к тому, что мэр у них как бы есть и как бы его нет, а потому не очень-то к нему прислушивались. Скажет что-нибудь, ну и скажет, а они послушают и сделают каждый по своему разумению. Но сейчас случай был особый, такой, когда никому из чиновников вовсе не хотелось брать на себя какую-нибудь инициативу и тем более ответственность. Так что их очень бы устроило, если бы Христофор Иванович сам что-то дельное предложил, да не тут-то было. Вон как ручками машет, слышать ничего не желает.
— Вы что же, верите сами в это вот… насчет конца света? — спросила Антонина Васильевна, округлив, насколько могла, свои узкие глазки. Сама она очень склонна была верить во всякие приметы и каждый день начинала с того, что прочитывала затрепанный гороскоп и гадала на картах. И если по гороскопу или по картам выходило, что не надо сегодня Христофору Ивановичу принимать никаких важных решений, то он и не принимал.
— Лично я уже давно ни во что не верю, — изрек главный пессимист Нетерпыщев. — Но надо быть готовыми ко всему.
— А давайте вызовем сюда астролога этого, Ка-балкина, что ли, пусть он нам разъяснит с научной точки зрения! — предложил кто-то.
Тут же послали за Кабалкиным и скоро привели его, сильно перепуганного. Войдя, астролог зачем-то стал кланяться мэру и всем сидящим за столом.
— Ну, расскажите, — прищурился на него первый зам Козлов, — что вы там такое на рынке вещали, что весь народ нам взбудоражили?
— Видите ли, господа, все дело в том, что сейчас идет 1999 год…
— Это мы и без вас знаем! — хором сказали чиновники.
— Да, да, конечно, но все дело в том, что в одном из пророчеств Мишеля Нострадамуса…
— Мишеля? Так я и думал, что евреи пакостят! — хлопнул по столу прокурор Мытищев, который ко всякому случаю приплетал евреев.
— Нет, нет, господа, он француз! Француз, жил в XVI веке…
— Знаем мы этих французов!
— Да нет же, господа, это был великий оракул, предсказавший революции — и французские, и наши, — и мировые войны и еще много чего, и все это уже сбылось — точно, как он предсказывал в своей книге «Центурии».
— Не читал, — брякнул Христофор Иванович.
— Ну, если бы вы даже прочитали, то все равно ничего бы не поняли, — заметил астролог, вежливо улыбаясь.
— Это почему? Я что, такой дурак? Или он такой сильно умный?
От прямого ответа на этот вопрос Кабалкин уклонился и перешел непосредственно к делу:
— Видите ли, Нострадамус предсказал, что кульминацией так называемого 7000-летнего цикла развития истории станет именно 2000 год. В начале его произойдет колоссальный тектонический сдвиг, в результате которого Земля сорвется со своей оси и…полетит в неизвестность!
У сидящих за столом вытянулись физиономии и рты пораскрывались.
— Да вот я вам сейчас прочту… так сказать, по первоисточнику, в переводе, конечно. — Астролог полез в портфель, достал маленькую толстую книжицу, полистал с конца и, найдя нужное место, прочел нараспев:
«Будут знамения весной и необыкновенные перемены после, перемещения народов и могучие землетрясения…
И будет в месяце октябре великий сдвиг земного шара, и будет он таков, что многие подумают, будто бы земля утратила свое естественное движение и вскоре погрузится в бездну вечной тьмы».
— Это как понимать — «весной», «в октябре»? Какой это «весной», в каком это «октябре»? — с тревогой спросил начальник департамента натурального налога Паксюткин.
— Как считают исследователи текстов великого оракула, медленный сдвиг начнется в октябре 1999-го и окончится в мае 2000 года.
И словно в подтверждение этих слов стол, за которым сидели чиновники, качнулся, и по нему с одного конца в другой медленно поехал пустой графин. Кроме того, слегка задребезжали стекла в книжном шкафу, где покрытые полувековой пылью стояли тома Ленина, не вынесенные в свое время по той простой причине, что нечего было поставить взамен, а держать книжный шкаф пустым показалось несолидно. С потолка сорвался и шлепнулся прямо на спину Козлову небольшой кусок штукатурки. Но всего этого присутствующие вроде как даже не заметили. Дулин придержал графин рукой, а Козлов смахнул штукатурку с плеча и укоризненно сказал, обращаясь к астрологу: