Дырка для ордена
Шрифт:
Старой ведьмой капитан Соболев, а вслед за ним и Вадим Ляхов называл судьбу.
Он почти наизусть помнил посвященные этой теме страницы книги и сейчас фотографически воспроизводил в памяти то, что писал автор, вспоминая начало Мировой войны.
Совершенно один к одному то, что волновало сейчас Вадима. Судьба – некоторая мрачная мистическая сила, которая задалась целью так или иначе напакостить лично ему, капитану Ляхову. Во избежание осложнений он, как и его духовный учитель, кавторанг Соболев, старался не раздражать эту злобную силу по пустякам: не закуривал третьим
До сих пор – помогало. И в мирной жизни, и в военной. Не только выбрался живым из безвыходной ситуации, а еще и сделал блестящую карьеру.
Кроме того, он надеялся, что поможет ему и смена имени и рода занятий тоже. Пока еще глупая старуха сообразит, куда это вдруг делся ее подопечный..
Самое же главное, Вадим был уверен, что старая ведьма наживается только на идиотах, которые не умеют расшифровать ее топорные хитрости. Умный человек всегда способен разгадать их и противопоставить им свою волю, одним остроумным ходом спутать всю мистическую шахматную партию.
Ляхов привычно сложил пальцы нужным образом, и буквально тут же догадка, сумасшедшая, но несомненно верная, сверкнула перед ним.
Да, да, именно так и следует поступить!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Мужчина лет пятидесяти, с заметной проседью в темных густых волосах и аккуратной, очень коротко постриженной бородкой завтракал в полном одиночестве в своем рабочем кабинете, выходящем двумя полукруглыми окнами на Болотную набережную и Отводной канал.
Вдали виднелись Большой Каменный мост и Кремлевские стены. Несмотря на то что круглый мельхиоровый поднос с несколькими тарелками, бутылкой сухого красного вина и хрустальным бокалом был пристроен на краю обширного, заваленного бумагами письменного стола, человек держался так, будто находится за ресторанным столиком в весьма приличном обществе.
Покончив с варенными всмятку яйцами, гренками и сыром, он допил оставшееся в бокале вино и звонком вызвал секретаря из приемной.
– Благодарю вас, Анатолий. Уберите. И, пожалуйста, кофе.
Пока секретарь убирал на столе, стараясь не стронуть с места разложенные в известном только хозяину кабинета порядке бумаги, сам он отошел к окну, где на круглом, инкрустированном слоновой костью столике размещались всевозможные курительные принадлежности: пачки папирос и сигарет, открытая коробка сигар, несколько трубок на особой подставке, банка с голландским табаком.
По совету врачей Василий Кириллович Бельский, государственный советник юстиции, представитель Генерального прокурора по Москве и Московскому округу, курил только после приема пищи или с друзьями за ломберным столом, в сопровождении рюмочки хорошего коньяка. Причем отнюдь не привыкая к определенному сорту и виду табачных изделий, а под настроение.
Сейчас, поколебавшись, он взял массивную изогнутую трубку с блестящей, слегка закопченной крышечкой, стал медленно ее набивать, предвкушая первую за этот день затяжку.
Секретарь подал кофе в посвистывающем и булькающем стеклянном аппарате, позволяющем наблюдать за процессом экстракции кофеина из особым образом подобранных и смолотых зерен.
Василий Кириллович почти пятнадцать лет провел на полулегальной работе в Шанхае и Мукдене, где и научился ценить и уважать всякого рода ритуалы.
Он любил к случаю цитировать китайские афоризмы, в том числе и такой: «Откровенность без церемониала – это хамство». Хамство же было изначально чуждо его рафинированной натуре, поэтому, общаясь с людьми, он обычно выражался столь витиевато, что собеседник далеко не сразу был способен осознать, что его только что банальным образом извозили мордой об стол.
Отсюда понятно, почему генерала за глаза называли не иначе как Конфуций, он знал это и не обижался. Даже напротив.
Нацедив чашечку кофе, поинтересовался у секретаря, не записывался ли сегодня кто-нибудь на прием. До завтрака он всегда работал с бумагами и запрещал отвлекать себя даже секретарям и референтам.
– Дочь ваша, Майя Васильевна, ждет. Минут двадцать назад приехала. Прикажете пропустить?
– Больше никого? Ну, пропусти..
В рабочее время Бельский не признавал родственных отношений, но сейчас Майя выступала в роли не дочери, а сотрудницы, хотя и нештатной. Поскольку кроме легальной прокурорской должности Василий Кириллович занимал еще и нелегальную, начальника московского отдела бюро Специальной государственной информации, организации сугубо секретной, занимающейся деликатными вопросами, которые нежелательно было доверять Министерству госбезопасности. Подчинялось бюро одному из заместителей премьер-министра, карьерному чиновнику, бессменно занимающему свой пост, в отличие от самого премьера и прочих членов кабинета, выдвигаемых победившими на выборах партиями.
Она вошла, румяная и свежая с мороза. Очевидно, все же не приехала, а пришла пешком. Поздоровалась сдержанно, дождалась, когда отец предложит и ей чашечку, только после этого села в кресло и прежде потянулась не к кофе, а к сигарете.
Бельский недовольно хмыкнул. Хоть и была дочь вполне самостоятельной женщиной, третий год жила отдельно от родителей, некоторых ее привычек генерал не одобрял. Курение в том числе.
– Не беспокойся, я тоже уже позавтракала..
И тут же перешла к делу, посмеиваясь и утрируя манеры старательного, но недалекого агента.
– Так что позвольте доложить, господин начальник, разработка объекта Мила идет вполне успешно. Мною то есть проведена операция «Знакомство», которая позволила сначала познакомиться с объектом, не вызывая подозрений, потом разрешить ему проводить меня домой и попытаться назначить следующее свидание..
– Слушай, не паясничай. У меня времени нет выслушивать твои упражнения в изящной словесности. И почему вдруг «Мила»?
– А чтоб никто не догадался. Вы же всегда стараетесь кодовые обозначения поглупее выдумывать. То у вас какой-то Намазчик фигурирует, то Одноосный.. С детства твои разговоры слышу.