Дырка от бублика
Шрифт:
Овсянников, надо отдать ему должное, не стал удивленно ломать брови и спрашивать — в каком портфеле. Он только спросил:
— С чего ты взяла?
— Сам подумай: Астапов год назад купил своей любовнице Наде квартиру. И отдал он за нее не меньше сороковника.
— Я узнавал. Астапов заплатил за нее без малого шестьдесят тысяч долларов, — поправил Овсянников.
— Шестьдесят? — ахнула Элла, у которой при живом муже не было даже приличной обуви. — Где же он их взял? Зарплата у него ведь была не такая, чтобы скопить на квартиру. Я так думаю, — спохватившись, добавила она. —
— Не знаю, откуда он их взял, — признался Овсянников. — Меня Борька не уполномочил вести следствие по делу об убийстве, понимаешь? Я Астапову ищу.
— Чтобы сдать бедную женщину милиции!
— Если в портфеле, как ты говоришь, были деньги, то она вовсе не бедная.
— Ты думаешь, она убила мужа, взяла бабки и смылась? Разве такое поведение соответствует ее характеру? Мне кажется, она совсем другой человек!
— Вот поймаю ее, тогда скажу, — пообещал Овсянников.
В этот момент позвонили в дверь.
— Чего ты так испугалась? — удивился он, когда Элла вскочила и заметалась по кухне, как слегка помятая бабочка.
— Вдруг это твои жены? — выдавила из себя та.
— Пришли делать детей? — с иронией спросил сыщик. — Вряд ли.
Он отправился открывать, и через минуту весь коридор заполнил сочный голос Бориса Михальченко:
— Жека, ты один? Жека, мне надо с тобой посоветоваться. Мне кажется, следователи начинают копать под нас.
— Под кого — под вас?
Элла, которой путь в комнату был отрезан, присела, точно вратарь, ожидающий нападения, потом рванула с места и, пулей влетев в ванную комнату, заперлась на задвижку. Прижала ухо к двери, чтобы не пропустить ни одного слова. Она рассчитывала, что Овсянников поведет своего дружка пить кофе, который сам хлестал с утра до вечера, точно жнец квас. Так и вышло. Один за другим оба протопали по коридору и загромыхали кухонными табуретками.
— О, у тебя тут оладушки! — обрадовался Борис.
— Это моя секретарша нажарила, — с тайной гордостью сообщил сыщик и добавил:
— Думаю, она будет не против, если ты угостишься.
— С удовольствием, только сначала руки вымою.
Он подергал дверь в ванную и удивленно сказал:
— Жень, закрыто!
— Наверное, там моя секретарша! — шепотом ответил тот.
Борис тоже перешел на шепот:
— У тебя с ней.., того?
— Не того, — ответил Овсянников, и Элла в ванной почти легла на пол, чтобы не упустить ни одного слова — под дверью была небольшая щель. — Она такая… Такая.., какая-то неприступная. Я даже не знаю, как к ней подкатиться.
— А ты бы хотел?
— Она у меня живет. Это было бы удобно, и вообще…
— Так что, ты хочешь сказать, что спасовал перед бабой?
— Да нет! — Элла представила, как Овсянников сморщил нос. — Она шведовская племянница. Он сказал, что нельзя. Я пообещал. — Помолчал и добавил:
— Теперь жалею.
— Я тогда руки здесь, в кухне помою, — уже в полный голос сказал Борис. — Так слушай дальше. Эти следователи стали моей жене такие каверзные вопросы задавать.
Где она была? Видел ли кто-нибудь ее у гаража той ночью? Ну, ты понимаешь. Как ты думаешь, что делать?
— Да ничего не делать, — произнес
— Ты сначала Элку найди! — с чувством ответил Борис и, снова перейдя на шепот, поинтересовался:
— А что эта твоя секретарша делает в ванной? Читает? Там так тихо, и вода не течет.
— Может, прыщи выдавливает, — предположил Овсянников, и Элла, скрюченная, как дворняжкин хвост, состроила рожу.
«Придется рискнуть, выйти и прошмыгнуть в комнату», — решила она. Благо, что когда сидишь в кухне за столом, коридора не видно. Она бесшумно отодвинула щеколду и сделала три осторожных шажка. В тот же миг табуретка отъехала в сторону и на кухне кто-то зашевелился. Элла мгновенно открыла дверь в туалет, который был теперь прямо по левую руку, и заперлась уже в нем.
— Элка тоже такие оладьи жарила — на кефире, — сообщил Борис. — Один в один. Она вообще хорошо готовит.
— В данной ситуации, Борь, ей это не поможет.
— Ума не приложу, куда она могла деться! — посетовал тот. — Сроду у нее не было таких друзей, которые могли бы ее спрятать так надолго. Кроме Лариски Трошиной, конечно. Но у Лариски ее точно нет.
— Найдем, — пообещал Овсянников. — Так что ты собираешься делать со следователями? — поинтересовался он с набитым ртом. Оладьи, должно быть, подходили к концу.
— Пока буду надеяться на их здравый смысл, — ответил Борис.
— Кстати, Борь, по моим данным, в вечер убийства у Астапова при себе был портфель с деньгами. А после убийства исчез. Ты ничего про это не знаешь?
— Нет, ничего. Может быть, милиция знает? Даже надеюсь, что знает.
— Почему же ты надеешься?
— Потому что из-за денег Элка бы никогда никого не убила. И не взяла бы их, голову дам на отсечение!
— Не будь так уверен в женщинах! — посоветовал Овсянников. — Женщины, как кошки, мягкие только на ощупь. Их подлинная сущность — когти, зубы и инстинкты. Ради выживания женщина совершит любой поступок и при этом даже не будет считать его аморальным. Тебе еще кофе налить?
— Налей, только я на минутку в туалет зайду, — сказал Борис и уже через секунду дергал дверь в вышеназванное заведение. Дверь, естественно, не поддавалась.
— Там занято, — снова перешел он на шепот. — Наверное, твоя секретарша успела перебежать из ванной в уборную.
— Тогда потерпи, — предложил Овсянников. — Когда она выйдет, я тебя с ней познакомлю.
«Выходить ни за что нельзя, — поняла Элла. — Буду сидеть тут, пусть они про меня что хотят, то и думают».
— У нее, наверное, опять живот болит, — предположил Овсянников через некоторое время.
— Тогда я с ней в другой раз познакомлюсь, — решил Борис. — Поеду домой, а то там Дана совсем небось извелась одна.
Элла ждала, что сейчас хлопнет дверь и она, наконец, сможет выбраться на волю. Но в тот момент, когда друзья начали прощаться, запиликал мобильный телефон Бориса. Элла отлично знала его «голос» — он исполнял «Чижика-пыжика».
— Алло! — немедленно отозвался Борис. Послушал несколько секунд, потом как закричит:
— Что-о-о? Когда? Где?
Элла так испугалась, что чуть не свалилась на унитаз.