Дыши глубже

Eiya Ell

— Ты хотела еще мороженное, будешь? — спрашиваю когда она выходит к нам.

— Не хочу, поехали домой!

— Простите, но я тебя не отпускал, — тут же встревает Валера, — вообще то я говорил, что на жесть дней придётся задержаться тут.

Эти десять дней прошли для меня кошмарно. Я один не способен уже жить, находится дома без Амальки не мог. А ночевать там мне никто не разрешил, там гинекологическое отделение, я просто умирал каждый день без нее. И все это время я чувствовал, что ее

обида не прошла. Что делать, как быть в таких случаях я понятия не мог.

Даже большой букет синих шаров, которые я ей принес в палату не спасли ситуацию.

— Куколка, — тяну ее на себя, сидя на краю ее кровати в палате, — поцелуй меня, я же дохну без тебя.

— Не поцелую, не хочу, — впиваюсь в ее пухлые губы, не спрашивая, она не сразу, но отвечает на поцелуй, изредка кусая мой язык, — даже и не вздумай, мне прописали половой покой.

— Что это такое? Половой покой…

— До родов никакого секса! — нагло улыбается, такой вид довольный, словно я в чем то виноват, и меня наказывают.

— До родов? Не может быть! Я уточню, сейчас же у Валеры, — поднимаюсь подхожу к двери.

— Стой! Бесстыжий человек! — возвращаюсь на место, — ты на самом деле спросил бы у дядь Валеры?

— Да, почему нет, — нахально улыбаюсь, — так сколько нельзя?

— Две недели! Но мы от себя я добавлю еще две! — она смотрит в окно.

— Кто сказал, что я спрашивать буду? — притягиваю к себе, усаживая на колени, каменный член готов выпрыгнуть из штанов.

— Господи! Колесников! — она трется о мой член.

— Что Колесникова? Не нравится? — целую, исследую руками ее тело, — я просто хотяб потрогаю тебя.

— Просто потрогай, — стонет, когда руки спускаются к ее полушариям, покручивая нежно соски.

— Я дни считаю, когда тебя выпишут, не могу один.

— Ты каждый день тут, со мной, — дыхание ее срывается, поэтому быстро пересаживаю ее на место, поправляю член в штанах, пытаюсь успокоиться. Нельзя так, нельзя, надо держать себя в руках, а слен в штанах. Ампля разочарованно вздыхает, но ничего не говорит.

— Хочешь что нибудь вкусненькое? Я тоже голоден.

— Хочу, мне больничная еда совсем не нравится!

— Что хочет моя куколка?

— Не знаю даже, что нибудь вкусненькое.

— Я что- то волноваться начал сейчас.

— Почему?

— Потому что, ты не знаешь что хочешь, это странно, я спрошу у Валеры все ли с тобой в порядке.

— Ничего не надо спрашивать, уф!! Если я скажу что я хочу ты привезёшь?

— А было так, что я не привёз?

— Нет, просто я уже несколько дней хочу, боюсь сказать. Смеяться будешь.

— Не буду, — смеюсь, — правда, мне такая больше нравишься. Что хочешь ванилька?

— Я хочу говяжью печень, с кровью и пемолюкс.

— Что? —

я встаю с места, прохожусь как чокнутый по палате, — что угодно, только ни это! Пемолюкс… Охренеть, сырую говядину… — делаю большой вдох, — что нибудь другое захоти, — ей Богу, я даже вспотел.

— С тобой все хорошо? Ты побледнел…

— По твоему нормально есть пемолюкс?

— Я не собираюсь есть пемолюкс! — она отворачивается, обижается, — ладно, я ничего не хочу!

— А что ты хотела делать с пемолюксом?

— Нюхать! Я хочу нюхать пемолюкс! И есть говяжью печень, он даже полезен беременным!

— Только в варенном виде, давай ты будешь есть варёным? Пожалуйста, куколка.

— Запеченным, хорошо, только не кричи! И пемолюкс…

Боже дай мне терпение, и именно сейчас.

Но делать нечего, я заказываю в ресторане говяжью печень, и спускаюсь за пемолюксом в ближайший магаин.

Вы видели когла нибудь как беренная девушка, нюхает что то, и закатывает глаза от удовольствия? Это Амаля- так нюхала пемолюкс, и ела говяжью печень.

А я уплетаю пиццу, и уже не смотрю на ванильку. Валера обешал, что все закончится, когда она родит. Ждать осталось недолго, ну или совсем не долго.

— Куколка.

— Ааа.

— Нам надо придумать имена. Ты думала над этим?

— Неа. Ну однозначно один будет Алескандром. У вас же так, я не хочу нарушать традиции, — улыбается.

— Так — то да. Но мы не будем, потом родим мальчика и назовем Александром, — Амаля чуть не подавилась, я встал подал ей воды.

— Потом еще мальчика? — она кашляет, поперхнулась ни на шутку.

— Ну я хотел сказать, что после девочки….

— Какой девочки? Два мальчика хватит. Я не собираюсь рожать девочку, потом еще мальчика, — нет у меня сейчас нет желания спорить, но я уверен, что у нас будет еще мальчик- Александр, — поэтому одного из них назавем Александр, а второго Анатолий, я полюбила твоего отчима, знаю он будет счастлив, если мы назовем одного Анатолием.

— Я думаю, тот кого назавем обидится, когда вырастит, — помоему я несу чушь, но я прав, — почему не он продолжает наши цепочку Александр-Алексей. Ты думала об этом?

— Неа, — она перестает жевать, делает серезное лицо, — правда, Толя может обидиться да? — киваю, — а как тогда?

— Анатолий- Николай, — Толя- Коля.

— Ооо как это чудесно звучит! — потом она резко хмурится, — и давно ты это придумал, имена такие?

— Да. Когда еще не знал, что там мальчики. Я все имена уже прокручивал в уме.

— А тогда если ты знал, как их назовем, почему у меня спрашиваешь? — почему — то она сейчас злится, подносит к лицу пемолюкс, вдыхает, и клянусь как та наркоманка, улыбается.