Дыши в такт со мной
Шрифт:
Кивнув, Клео задумчиво делает глоток чая.
– Честно говоря, я плохо помню, что мне читали в детстве.
– Ничего страшного, - Тринити нервно смеётся, отмахиваясь. – Главное, что вы здесь.
Кивнув, Клео с шумом сглатывает.
– Итак, - отодвинув чашку, она кладёт руки на стол. – Вы писательница.
– Да, я хотела быть ей с детства. У меня была большая семья, шесть младших братьев и сестёр, представляете? Сказки заканчивались с катастрофической силой, да и мне было скучно повторять одно и то же сотни
Кивнув, Клео слабо улыбается.
– У вас была большая семья.
– Да уж, что тут сказать, - Тринити пожимает плечами. – Мы все до сих пор дружны. Представьте себе, но каждый из них появляется в моей жизни каждый год по всем нашим семейным праздникам и помнит, сколько сказок я ему прочитала. К тому же их дети растут на моих книжках.
– Удивительно.
Тринити вновь отмахивается, краснея от стеснения.
– А вы не записываете? – вдруг спохватывается она, заметив, что в руках у гостьи нет ничего, что могло бы зафиксировать их разговор. – Или, у вас диктофон?
– У меня феноменальная память, - сухо улыбается девушка, подаваясь вперёд. – Вернёмся к вашим сказкам. Вы, должно быть, читали их не только своим братьям и сёстрам, но и собственным детям.
Тринити энергично кивает в ответ.
– Да, да, они их обожали. Моя дочка, мой самый строгий критик. Ей с младенчества всё время что-то в них не нравилось, - Тринити смеётся. – Помню, когда ей было девять, она взяла мою книжку и всё перечеркнула карандашом, переписав заново.
– А ваш сын любил ваши книги?
Тринити уже было открывает рот, чтобы вновь ответить в своей беззаботной манере, когда вдруг замирает и переводит взгляд на Клео.
На кухне воцаряется молчание.
Поставив кружку на стол, Тринити старательно прочищает горло.
– Откуда… вы знаете, что у меня есть сын?
– Я знаю его получше вашего, - откинувшись на спинку стула, Клео скрещивает руки на груди. – А теперь перейдём к самой интересной части нашего интервью. Вы хорошо спите по ночам, зная, что о вашем сыне нет вестей вот уже шесть лет? Что вы почувствовали Тринити, когда он ушёл? Выдохнули от облегчения, и вас совершенно не мучила совесть? Разве вам не стыдно сидеть здесь и так хохотать над собственной глупостью, пока он где-то там?
Тринити нервно проглатывает её слова.
Клео щурится, подаваясь вперёд и, Тринити шарахается в сторону, словно ожидает удара.
Клео с трудом сдерживает насмешку.
– Я… - Тринити безмолвно глотает воздух, словно рыба, выброшенная из воды.
Кажется, Клео выбила почву у неё из-под ног.
Схватившись за край стола, Тринити судорожно выдыхает.
– Кто вы? – с трудом выдавливает она из себя.
– Я Клео Макалистер, как я уже сказала. Я живу с вашим сыном.
– Господи… - шепчет Тринити, закрывая рот ладонью. – Он…
– Жив? Да. Он не знает о том, что я здесь. Я нашла вас,
В помещение вновь повисает молчание.
Тринити судорожно шарит глазами по кухне, словно пытаясь зацепиться за что-то, словно ответ на все претензии Клео лежит на поверхности.
– Я… попрошу вас уйти, - выдавливает она, наконец, из себя.
– Интервью закончено? Так быстро?
– Убирайтесь из моего дома, пока я не вызвала полицию.
– Давайте вызовем её и спросим, почему мать выгоняет своего ребёнка на улицу.
– Я не выгоняла Логана! – восклицает Тринити, ударив ладонью по столу. – Я никогда бы не выгнала своего ребёнка на улицу! Он ушёл сам, он… он знал, как нам с отцом тяжело. Мы не могли достать деньги на его таблетки, мы не могли видеть, как он умирает.
Клео усмехается.
– И вы решили, пусть он умрёт где-то далеко, а я не буду этого видеть?
– Никто не думал, что он проживёт так долго.
– Вот как, - Клео шумно выдыхает и Тринити закрывает глаза, перебирая слова языком.
– Я…я не это имела в виду, я… убирайтесь! Вы не имеет права обвинять меня в чём-то!
Резко поднявшись, Тринити нависает над Клео, точно непоколебимая скала.
– Убирайтесь.
– Я и не собиралась здесь оставаться, - поднявшись, Клео задвигает за собой стул. – Просто хотела посмотреть в лицо самой жестокой матери на свете.
– Это не правда! – в глазах Тринити появляются слезы, и весь её образ идеальной домохозяйки летит к чертям.
Тушь растекается по щекам, волосы всклокочены, никакой осанки, никакой улыбки, всё стёрто, оставляя лишь время, что так беспощадно надругалось над ней.
– Это не правда! Не правда! Не правда! Я не виновата! – кричит она, размазывая тушь. – Это он виноват! Во всём виноват он! Я просила не уходить на улицу, он сам сделал это! Это он убил себя, это не я! Лучше бы он умер тогда, после аварии.
Клео с изумлением наблюдает за истерикой женщины.
В глазах Тринити плывут картины прошлого.
Её сын.
Когда-то давным-давно, когда люди умели летать и поднимались на небо ночью, чтобы собрать звезды в мешок, на свет появился мальчик.
Его мать – королева, мечтала о нём долгие годы.
Она говорила, что вложит в него целую вселенную, когда он впервые откроет глаза.
Тёмно-красное пятно его крови на асфальте, сломанный велосипед его друга.
Эти глаза, что смотрели на неё с верой, надеждой и страхом.
– Уходите! – опустившись на колени, Тринити задыхается в рыданиях.
Она жила на краю лезвия шесть лет.
Говард говорил, что перепады настроений нормальны, пока она не устроила истерику у него на работе.