Дышу тобой
Шрифт:
– И что же это такое нереально? – саркастически произнес он, снизу вверх глядя на девушку, вот-вот срывающуюся с катушек.
Она ждала этого вопроса. Словно предугадывая его, его интонацию. Она так хорошо иногда знала его, что становилось страшно.
– Любовь, Блэк, – выплюнула она, чувствуя, как от злости дрожат губы. – Этого тебе никогда не добиться ни от кого, как бы ты не пытался. Все боятся тебя, но никто, никто из твоих псевдо-друзей не любит тебя, ясно?
Из нее выливалось все, что так долго копилось в груди. Что так долго мучало, истязало, ломало
Это просто не она.
– Мне не нужна эта гребанная любовь, Ковалева, – прошипел он. – Это лишь иллюзия, о которой мечтают глупые девчонки, вроде тебя. Ее просто нет. Есть только выгодные союзы, хороший секс и уважение.
Он не прав. Так чертовски не прав. От этого ей становилось уже тошно. От его интонации. От его таких неправильных слов. Любовь есть. Она искренне верила в это, никакой Блэк не сможет ее переубедить. Клэри смотрела на него с уверенностью, без страха, потому что она была абсолютно уверена в том, что Блэк не может ее сломать. Он не может сделать все еще хуже, чем уже есть.
– Тебя просто никто никогда не любил, – прошептала она.
Это осознание пришло мгновенно. Словно стукнули молотком по голове. Ведь дело даже не в девушках и друзьях. Родители. Вот та больная точка Максима Блэка, которая может сделать его уязвимым. Клэри знала теперь, как сделать ему больно. Первый раз в жизни она была уверена в том, что у нее получится задеть его, зацепит так, как он постоянно проделывает это с ней.
– Ты ошибаешься, идиотка, – прорычал он в ответ, прожигая в ней дыру.
Он ведь красивый. Опасно красивый.
Как и вся их семья. Она однажды видела, как его мать общается с отцом в коридоре. Они словно члены императорской семьи. Мать – идеально-вылепленная статуэтка. Такая красивая, но такая холодная. Клэри никогда не видела таких красивых людей. Отец с такими же, как у сына холодными глазами. Они все просто ледышки.
Просто стекло. Без эмоций. Без чувств.
Она не могла представить эту стеклянную женщину, готовящую ужин для любимого сына, а статного мужчину с идеально завязанным галстуком, играющего с сыном в футбол на заднем дворе.
Просто нереально красивые. Она не могла отрицать очевидное, потому что это было бы глупо. И дело даже не в идеальных чертах лица, не в идеально-бледной коже, даже не в прическе. Дело в движениях. О такой грации, какая имеется у Блэка, Клэри с ее проблемами с координацией оставалось лишь позавидовать. И он не делал особенных усилий, чтобы всегда идти, как потомок царской семьи.
Хотя так оно и есть.
Ведь Блэки, судя по рассказам, ходившим по школе, переехали из Англии, когда самому Блэку было всего пять. Они даже имена поменяли. Как сказал Кирилл, мать звали Кэролайн, но она поменяла свое имя на русское Каролина, а отец, звавшийся в Лондоне Алексом, стал Александром.
Чертовски
– Ты ошибаешься, слышишь? – проорал он ей прямо в лицо.
Она уже и забыла, где и с кем находится, задумавшись, уйдя глубоко в себя, анализируя семью и возможное детство Максима Блэка. Она никогда не позволяла себе так замыкаться на людях. А уж перед Блэком. Похоже, что она постепенно сходит с ума. Просто задумалась. И это привело к ошарашившему ее выводу. Родителям абсолютно было плевать на сына. Конечно, при таком раскладе у них выросло неконтролируемое агрессивное чудовище вместо сына.
– Твои родители, – прохрипела она, подняв глаза, в которых уже практически не осталось злости, лишь осознание, – они не любили тебя.
– Заткни. Свою. Пасть, – рыкнул он, толкая девушку – Ты ни черта не понимаешь!
Врезалась в стенку, мгновенно припечатанная к ней его телом. Голова больно ударилась об бетон, но она даже и не почувствовала, не обратила внимания. Мысли спутались в один тугой ком. Она судорожно глотала ртом воздух, словно его было так много, но, тем не менее, так чертовски мало, что становилось тяжело дышать. Мозг перестал соображать, как только она увидела Блэка, приближающегося к ней.
С такой гримасой боли, что она лишь удивленно распахнула глаза. Проморгала. И это выражение исчезло. Словно на секунду. Всего на секунду он снял с себя эту его привычную маску равнодушия и презрения. Одна секунда, которая потом будет мучать ее по ночам. Секунда, когда она увидела в нем обыкновенного живого человека, а не машину для убийства.
Сейчас в мыслях больше нет того, другого выражения лица, которое так запало сначала в душу. Когда она увидела эту его неконтролируемую ярость, с которой он избивал Туманова. Сейчас она словно забыла об этом.
– Ты ошибаешься, – прорычал он, снова повторяя эту фразу, словно убеждая самого себя в этом, преграждая ей путь к отступлению припечатывая два кулака с разных сторон.
Она не могла убежать теперь. Не было пути отступления. Все пути перекрыты. Она осталась наедине с монстром, которого никто никогда не сможет приручить, укротить. И она сейчас не боялась. Просто подрагивали губы и подгибались коленки от его близости. От холодного дыхания, которое она чувствовала на своих губах мурашки бегали по спине.
И взгляд невольно зацепился за идеальные губы.
Его губы.
Она помнила их вкус. Даже сейчас чувствовала его на кончике языка. И она хотела этого. Пускай это будет необдуманным, безумным, да, черт, это будет самым безбашенным поступком, который она совершила за всю свою короткую жизнь, но она просто должна сделать это.
Руки обхватывают напряженную шею, а губы накрывают рот ее самого страшного ночного кошмара. Глаза закрываются, потому что она не в силах смотреть сейчас на его лицо, на его глаза, хочется просто раствориться в этих ощущениях.