Дышу тобой
Шрифт:
– Прояснить кое-что, – саркастически ухмыльнулся Фролов. – Понимаешь, в чем дело, мой дорогой друг, у нас тут своя пищевая цепочка. И ты далеко не на вершине, доступно?
Губы Блэка искривила злобная усмешка. Любит же Ник всякие прелюдии. Да, Макс тоже любит поразглагольствовать на тему ущербности, морально унижать, втаптывать в грязь медленно и искусно, но сейчас был не тот случай. Сейчас ему не хотелось говорить, ему хотелось крови. Ему хотелось уже впечатать свой кулак в чье-то лицо.
Этот индивид влился в его команду. Посмел что-то ответить ему при всех. Строит
Макс и за меньшее наказывал.
А еще он общается с Ковалевой и ее дружками, машет ей своими клешнями в столовой. А это еще один повод для презрения. В память бумерангом ворвалось воспоминание о сладких губах, которые он тщательно пытался выбросить из своей головы навсегда. Ведь он хотел просто унизить ее, заткнуть, но никак не почувствовать того наслаждения, когда она ответила ему. Когда ее чертовы губы ответили, сминая его.
Что с тобой, Макс? Недотрах? Встает даже на заучку?
С этой проблемой ему реально необходимо было что-то делать, потому что так больше продолжаться не должно. Он не должен больше думать о том, какие у нее губы на вкус. Он должен думать только о том, как уколоть ее побольнее, как заставить рыдать. А она ведь не заплакала. Он вдруг четко зацепился за эту мысль, которая удивила его.
Сколько раз он видел, как после издевок, грубых оскорблений, уязвленная Ковалева убегала от него со слезами на глазах, иногда даже откровенно рыдая. Какого хрена она не заплакала, когда он позволил себе так ее унизить? Почему не вырывалась до последнего? Почему просто ответила? И самое главное «почему» на данный момент. Почему он позволяет ей сидеть в его мыслях?
Он не понимал, как ему удалось тогда оттолкнуть, сказать ей что-то оскорбительное, когда желание нагнуть ее прямо на том балконе было настолько невыносимым, что пах пульсировал болью. Но он был благодарен своему самообладанию, которое в этот раз его не подвело.
– Думаете, что самые крутые и вам все можно? – дерзко вздернув подбородок, ответил Туманов, словно специально нарываясь.
– Дай подумать, – Фролов задумчиво потер переносицу. – Да, но мы так не думаем, мы такие и есть.
– Это не будет продолжаться долго, – самоуверенно ответил Туманов. – Может, появился кто-то, кто собирается прекратить это.
Макс не выдержал. Запрокинув голову, громко, издевательски расхохотался, потому что понимал, что вряд ли этот запал Туманова сохранится и до следующей их встречи. Все лица, которые когда-то встречались с его кулаком, больше ничего в его сторону не смели сказать.
Просто молча жрали то дерьмо, что дают.
Так будет и с этим. Потому что он ничем не отличается ото всех остальных. Такой же серый, невзрачный, тупой ушлепок, которые посмел что-то вякнуть, а потом спустил в штаны. Блэка никто и никогда не посмеет сдвинуть с его места. Он чертов Король этого пансиона, этого города и ничто, ничто этого не изменит. Никому не позволит. А уж тем более кому-то, вроде этого ничтожества.
Слыша, как к его грубому смеху, прибавился заразительный Фролова, он скосил глаза на друга. По тому видно было, что он тоже хочет развлечься с новой игрушкой для битья. По азарту в его горящих глазах, по
– Этот кто-то ты?
– Возможно.
Слишком он храбрый, однако. Или, может, глупый. Впрочем, плевать. За свои слова, поступки необходимо отвечать даже такому ушлепку, как Туманов. В лучшем случае, он отделается фингалом под глазом и ущемленным эго.
– Знаешь, хорошие мальчики постоянно получают по своей благородной физиономии, – ухмыльнулся Блэк, резким движением впечатывая свой кулак в челюсть Олега.
Это было чертово наслаждение, словно он, наконец, выдохнул, когда почувствовать легкую, жужжащую боль в руке, которая была так знакома, что стала практически родной. На губах заиграла знакомая кровожадная улыбка, когда он заметил злость в глазах Туманова. Давай, злись, но ты ничего не сможешь поделать!
Ему нравилось это, нравилось чувствовать себя главным, лучшим, осознавать свое неоспоримое превосходство. Это была его прерогатива, и никто, никто у него не сможет ее отнять. Сколько бы Туманов не злился, жадно хватая губами воздух, сколько бы ни делал лишних размахиваний руками, ему даже не задеть его. Даже не смять рубашку. Даже не испортить прическу, сколько бы он не махал кулаками.
Надо отдать парню должное: он пытался. Наносил удары, но промахивался, движения выглядели лишь нелепыми и глупыми. Он то и дело пытался каким-то образом повалить Блэка на землю, но тот только смеялся ему в лицо, отпуская язвительные комментарии по поводу его ударов, еще больше его раззадоривая. Отец потратил много сил, чтобы вырастить из него идеального бойца, поэтому сейчас он мог пожинать плоды кропотливых тренировок.
Еще один удар пришелся в нос, из которого мгновенно фонтаном хлынула кровь, а голова непроизвольно дернулась в сторону, открывая бледную шею. И тут резко Блэк замер. Всего на мгновение оступился, задержав свой взгляд на шее блондина. Около ворота белой рубашки была темная клякса, очертаниями похожая на звезду, которую он где-то уже видел. Это родимое пятно определенно было на чьей-то шее.
Он помнил это.
Это не просто случайность. Он видел это чертово родимое пятно на другой шее. На этом же месте. Откуда он мог так отчетливо помнить его?
Обдумать это Туманов ему не дал, мазанув кулаком куда-то в район правой части лица. Он даже и не заметил этого. Даже не почувствовал боли. Словно и не ему только что пришелся удар. Он давно уже не чувствовал сильной боли, потому что, казалось, он сделан полностью изо льда.
Холодного и бесчувственного.
– Макс, – Ник сделал шаг вперед.
– Сам, – рыкнул Блэк, облизывая губу, чувствуя на ней солоноватый привкус крови.
Все-таки задел, ублюдок.
Молодец, воспользовался его секундным замешательством. Сейчас он хотел набить морду Туманову самостоятельно, не прибегая к помощи Ника. Самому вытрясти из ублюдка всю душу. Он заслуживал этого. Он посмел перечить. Посмел ослушаться. Злость закипала внутри вперемешку с неконтролируемой яростью. Блэку казалось, что он вот-вот выпустит на прогулку своего внутреннего зверя.Ужасного в своем гневе.