Дьюма-Ки
Шрифт:
xii
Уайрман не стал вдаваться в подробности, просто предложил позвонить Пэм. Я смотрел на телефон, но никак не мог вспомнить номер. Уайрман продиктовал его мне, но теперь я не мог нажать на нужные кнопки: впервые за многие недели перед глазами стояла красная пелена.
Набрал номер Джек.
Я представил, как в Мендота-Хайтс звонит телефон, и приготовился услышать бодрый, безликий голос Пэм, записанный на автоответчик (сообщение о том, что она во Флориде, но перезвонит, как только вернётся). Пэм уже покинула Флориду, но могла лежать
Один гудок… второй… третий… на следующем включится автоответчик…
— Алло? — Пэм. Запыхавшаяся.
— Пэм! — прокричал я. — Господи Иисусе, это действительно ты? Ответь мне?
— Эдгар? Кто тебе сказал? — В голосе слышалось крайнее недоумение. Она никак не могла отдышаться. А может, и нет. Это был голос Пэм, который я знал: с лёгкой хрипотцой, как бывало после простуды или когда она…
— Пэм, ты плачешь? — и наконец запоздало: — Сказал мне что?
— О Томе Райли, — ответила она. — Я подумала, что звонит его брат. Или… не дай бог… его мать.
— А что с Томом?
— На обратном пути он был в прекрасном настроении, смеялся, хвастался купленным рисунком, играл в карты с Кейменом и кем-то ещё в хвостовой части салона… — Вот тут она совсем расклеилась, и слова прорывались только между рыданиями. Сами же рыдания ужасали, но при этом и радовали. Потому что сотрясали живого человека. — Он отлично себя чувствовал. А потом, этим вечером, покончил с собой. В газетах, вероятно, напишут, что это несчастный случай, но он покончил с собой. Так говорит Боузи. У Боузи есть друг в полиции, который позвонил и сказал ему, а потом Боузи дал знать мне. Том направил автомобиль в стену ограждения на скорости семьдесят миль в час, а то и больше. На асфальте никаких следов заноса. Случилось это на шоссе двадцать три, то есть он ехал сюда.
Я сразу всё понял, фантомная рука могла ничего мне не говорить. Персе чего-то хотела, потому что злилась на меня.
Злилась? Я разъярил её. Только к Тому на мгновение вернулся рассудок (вернулось мужество), и он направил автомобиль в бетонную стену.
Уайрман махал руками перед моим лицом, требуя объяснить, что происходит. Я от него отвернулся.
— Панда, он спасал тебе жизнь.
— Что?
— Я знаю, что говорю, знаю. Рисунок, который он показывал в самолёте… это мой рисунок, так?
— Да… он им очень гордился… Эдгар, что ты такое…
— У него было название? У рисунка было название? Ты его знаешь?
— Он назывался «Здрасьте». Том ещё говорил: «Совсем не похоже на Миннесоту»… — вставлял эти юперовские [173] словечки… — Долгая пауза, которую я не прерывал, использовал время, чтобы подумать. — Это твой особый способ всё узнавать, так?
«Здрасьте», — думал я. Да, конечно. Первый мой рисунок, сделанный в «Розовой громаде», по воздействию один из самых сильных. И его купил Том.
173
Юпер — диалект английского языка, на котором говорят жители Верхнего полуострова Мичигана. В нём много финских, скандинавских и немецких слов, что обусловлено национальным составом первых поселенцев.
Чёртов «Здрасьте».
Уайрман отобрал у меня телефонную трубку, мягко, но решительно.
— Пэм? Это Уайрман. Том Райли?.. — Он слушал, кивал. Голос звучал очень уверенно, очень успокаивающе. Таким голосом (я слышал) он говорил с Элизабет. — Хорошо… да… да, Эдгар в порядке, я тоже, всё у нас хорошо. Разумеется, сожалеем о мистере Райли. Только вы должны кое-что для нас сделать, и это крайне важно. Я сейчас включу громкую связь. — Он нажал на кнопку, которую я раньше не замечал. — Слышите меня?
— Да… — Тихо, но отчётливо. Пэм брала себя в руки.
— Кто из родственников и друзей Эдгара купил картины? Пэм задумалась.
— Из родственников картин никто не покупал, я в этом уверена.
Я облегчённо выдохнул.
— Думаю, они надеялись… может, ожидали услышать… что в своё время… на юбилей… или на Рождество…
— Понимаю. То есть они ничего не приобрели.
— Я этого не говорила. Бойфренд Мелинды купил один рисунок. А что такое? Что не так с этими картинами?
Рик. Сердце подпрыгнуло.
— Пэм, это Эдгар. Мелинда и Рик взяли рисунок с собой?
— Со всеми этими перелётами, включая трансатлантические? Он попросил, чтобы рисунок вставили в рамку и отправили во Францию. Не думаю, что Мелинда знает. Это цветы, нарисованные цветными карандашами.
— То есть рисунок по-прежнему в «Скотто»?
— Да.
— И ты уверена, что никто из родственников больше ничего не покупал?
Она раздумывала секунд десять. Я не находил себе места.
— Да, уверена, — наконец ответила она («Хорошо бы тебе не ошибиться, Панда», — подумал я). — Один купили Анжел и Элен Слоботник. «Почтовый ящик и цветы». Так он, кажется, назывался.
Я знал, о каком рисунке она говорит. На самом деле он назывался «Почтовый ящик с ромашками». И я думал, что он совершенно безвредный, я думал, он, вероятно, полностью мой, но тем не менее…
— Они его с собой не взяли, так?
— Нет. Потому что сначала отправились в Орландо, чтобы домой вернуться уже оттуда. Тоже попросили вставить в рамку и отправить по их домашнему адресу. — Вопросов больше не было — только ответы. И голос помолодел (стал таким же, как у Пэм, на которой я женился, которая вела мою бухгалтерию до появления Тома). — Твой хирург… не могу вспомнить его фамилию…
— Тодд Джеймисон, — автоматически ответил я. Если б задумался — вспомнить бы не смог.
— Да, точно. Он тоже купил картину и договорился о доставке. Хотел взять одну из этих пугающих, «Девочка и корабль», но их уже разобрали. Он остановился на раковине, плавающей по воде.
Эта могла принести беду. Всё сюрреалистическое могло принести беду.
— Боузи купил два рисунка, Кеймен — один. Кэти Грин тоже хотела купить, но сказала, что не может себе такого позволить. — Пауза. — Я подумала, что её муж — козёл.