Дьюма-Ки
Шрифт:
Он кивнул на её груди, не поднимая голову, не издав ни звука.
Я подумал и решил: пусть будет, как она хочет.
— Ладно. Спокойной ночи, Элизабет. Спокойной ночи, Уайрман. Пошли, Джек.
Джек положил фонарь на полочку ходунков, посмотрел на Уайрмана (тот всё стоял, уткнувшись лицом в грудь старухи), потом пошёл к открытой дверце со стороны водительского сиденья.
— Спокойной ночи, мэм.
— Спокойной ночи, молодой человек. В парчизи вам пока недостаёт терпения, но потенциал у вас есть. Эдгар? — Она посмотрела на меня поверх склонённой головы Уайрмана, его вздымающейся и опадающей спины. — Вода теперь бежит быстрее. Скоро появятся пороги. Вы это чувствуете?
— Да. — Я не знал, о чём конкретно она говорит. Но понимал смысл.
— Останьтесь. Пожалуйста, останьтесь
— Не забуду.
— Поищите корзинку для пикника няни Мельды. Она где-то на чердаке, я уверена. Она красная. Вы её найдёте. Они внутри.
— И что я в ней найду, Элизабет?
Она кивнула.
— Да. Спокойной ночи, Эдуард.
Я понял, что реальность вновь начинает ускользать от неё. Но я знал, что Уайрман отвезёт её в дом, что Уайрман позаботится о ней. А пока он не мог этого сделать, она будет заботиться о них обоих. Я оставил их на вымощенном камнем въезде во двор, между ходунками и инвалидным креслом. Она обнимала его, он вжимался лицом в её грудь. Эта картина по сей день стоит у меня перед глазами, ясная и чёткая.
Ясная и чёткая.
x
Вождение автомобиля вымотало меня (думаю, сказался и день, проведённый среди множества людей после месяцев одиночества), но о том, чтобы лечь, а уж тем более заснуть, не могло быть и речи. Я проверил почтовый ящик и нашёл письма от обеих дочерей. У Мелинды в Париже обнаружилась стрептококковая инфекция, и она, как всегда, воспринимала болезнь как личное оскорбление. Илзе прислала ссылку на газету «Ситизен-Таймс», которая издавалась в Эшвилле, штат Северная Каролина. Я кликнул по ссылке и нашёл восторженную рецензию на выступление «Колибри». Они спели в Первой баптистской церкви, и паства кричала «аллилуйя». На фотографии Карсон Джонс и красавица-блондинка стояли перед остальной частью группы с открытыми в песне ртами, глядя друг другу в глаза. Подпись под фотоснимком гласила: «Дуэт Карсон Джонс и Бриджит Андрейссон исполняют „Как велико Твоё искусство“». Х-м-м-м. Моя If-So-Girl написала: «Я совсем не ревную». Два раза х-м-м-м.
Я приготовил сандвич с копчёной колбасой и сыром (и после трёх месяцев пребывания на Дьюма-Ки меня тянуло на копчёную колбасу), затем пошёл наверх. Посмотрел на картины «Девочка и корабль», которые на самом деле следовало называть «Илзе и корабль». Подумал об Уайрмане, спросившем, что я нынче рисую. Подумал о длинном сообщении, которое Элизабет оставила на моём автоответчике. Об озабоченности в её голосе. Она сказала, что я должен принять меры предосторожности.
Решение пришло спонтанно, и я как мог быстро спустился вниз.
xi
В отличие от Уайрмана я не таскал с собой старый, битком набитый бумажник «Лорд Бакстон». Обычно я засовывал в передний карман одну кредитную карточку, водительское удостоверение, пару-тройку купюр и полагал, что этого достаточно. А бумажник держал в запертом ящике письменного стола в гостиной. Я его достал, просмотрел визитные карточки, нашёл нужную, с надписью «ГАЛЕРЕЯ СКОТТО» вытянутыми золотыми буквами. Как и ожидал, услышал автоответчик, включавшийся после окончания рабочего дня. После того как Дарио Наннуцци произнёс положенную речь и прозвучал звуковой сигнал, я сказал: «Привет, мистер Наннуцци, это Эдгар Фримантл с Дьюма-Ки. Я… — Я сделал паузу, потому что хотел сказать „парень“, но вовремя понял, что он меня таковым не воспринимает. — Я художник, который пишет закаты с большими раковинами, растениями и другими поставленными на них предметами. Вы говорили о возможной выставке моих работ. Если интерес до сих пор не пропал, не могли бы вы мне позвонить?» — Я продиктовал номер и положил трубку. Настроение у меня чуть поднялось. Само собой, я же что-то сделал.
Я достал из холодильника пиво, включил телевизор, решив, что смогу найти и посмотреть какой-нибудь приличный фильм, прежде чем лечь спать. Из-под дома доносился приятный, убаюкивающий шум: ракушки вели негромкий и неспешный разговор.
Этот разговор прервался голосом мужчины, стоявшего перед частоколом микрофонов. Я попал на «Шестой канал», и на текущий момент роль звезды досталась назначенному судом адвокату Кэнди Брауна. Должно быть, его записанная на видео пресс-конференция происходила в то самое время, когда Уайрману обследовали голову. Выглядел адвокат лет на пятьдесят, волосы зачёсывал назад, собрав на затылке в конский хвост, и не создавалось ощущения, что к делу он относится формально. Напротив, и внешность, и голос указывали на готовность положить всё силы и опыт на защиту клиента. Он говорил репортёрам, что мистер Браун просит признать его невиновным по причине безумия.
Он сказал, что мистер Браун — наркоман, шизофреник и большой любитель порно. Адвокат ничего не сообщил о пристрастиях мистера Брауна к мороженому, равно как и о его музыкальных вкусах, но лишь потому, что список присяжных ещё не был сформирован. Помимо микрофона «Шестого канала», я увидел микрофоны с логотипами «NBC», «CBS», «ABS», «Fox» и «CNN». Тина Гарибальди не получила бы такую известность, если бы выиграла конкурс по орфографии или научную олимпиаду, не получила бы, даже если б спасла домашнего пёсика, бросившись за ним в бурную реку. А вот если тебя изнасиловали и убили, то о тебе уже говорит вся страна. И все знают, что убийца держал твои трусики в ящике комода.
— Он честно признаётся в своих зависимостях, — известил адвокат. — Его мать и оба отчима были наркоманами. Детство мистера Брауна напоминало сплошной кошмар. Его систематически избивали, он подвергался сексуальным домогательствам. Он лечился в психиатрических клиниках от душевных заболеваний. Его жена — добрая женщина, но и у неё с психикой далеко не всё в порядке. Такого, как он, вообще не следовало выпускать на улицы.
Теперь адвокат смотрел прямо в объективы камер.
— Это преступление Сарасоты — не Джорджа Брауна. Я искренне жалею семью Гарибальди, я плачу вместе с семьёй Гарибальди, — камеры не смогли уловить на его лице ни одной слезинки в подтверждение последнего, — но казнь Джорджа Брауна не вернёт Тину Гарибальди и не исправит систему, при которой психически больные люди без всякого присмотра ходят по улицам. Это моё заявление, спасибо, что выслушали, а теперь, если позволите…
Он начал отходить от микрофонов, игнорируя вопросы, и всё было бы в порядке (во всяком случае, могло пойти иным путём), если бы я выключил телевизор или перешёл на другой канал. Но я этого не сделал. Я смотрел и слушал говорящую голову уже в студии «Шестого канала»: «Ройал Бонниер, адвокат-крестоносец, который выиграл с полдюжины безнадёжных pro bono [105] процессов, сказал, что сделает всё возможное, чтобы исключить из материалов дела видеозапись, сделанную камерой наблюдения у разгрузочных площадок „Универмага Биллса“».
105
безвозмездно, без гонорара (лат.)
И тут же начался показ этой чёртовой видеозаписи. Девочка с рюкзачком за плечами пересекает контролируемую камерой зону справа налево. Браун появляется из-за пандуса и берёт её за руку. Она смотрит на него снизу вверх и вроде бы задаёт вопрос. И вот тут жутко зазудела моя отсутствующая рука. Будто её атаковал пчелиный рой.
Я вскрикнул (как от изумления, так и от боли) и повалился на пол, сбросив на ковёр и пульт дистанционного управления, и тарелку с сандвичем. Принялся чесать то, чего не было, до чего не мог добраться. Услышал собственный крик: «Прекрати! Пожалуйста, прекрати!» Но, разумеется, прекратить это можно было лишь одним способом. Я поднялся на колени и на четвереньках пополз к лестнице, услышал хруст — колено опустилось на пульт дистанционного управления и раздавило его. Но сначала переключился канал. С «Шестого» на «КМТ» — «Кантри-мюзик телевижн». Алан Джексон пел об убийстве в Музыкальном ряду. Поднимаясь по лестнице, я дважды хватался за поручень правой рукой… схватился бы, если б она у меня была. Но я буквально чувствовал скрип потной ладони по дереву, а потом рука проваливалась, как сквозь дым.