Дюна

Херберт Фрэнк

— Суфир, — спросил Поль, — а на Аракисе в самом деле так плохо, как она говорит?

— Хуже и быть не может, — ответил Хайват, но потом все же улыбнулся. — Возьми, например, тех же вольнаибов, народ, который Харконнены загнали в пустыню. Даже по предварительным прикидкам я могу сказать, что их там очень много, гораздо больше, чем утверждает императорская статистика. Там есть люди, малыш, много людей, которые… — он многозначительно поднял скрюченный от вздутых вен палец, — которые ненавидят Харконненов лютой ненавистью. Но об этом никто не должен даже

догадываться. Я тебе открываю это только как помощнику твоего отца.

— Отец рассказывал мне про Сальюзу Секунду. Знаешь, Суфир, мне показалось, что это очень похоже на Аракис. Может, и не так плохо, но очень похоже.

— Мы не знаем, что такое Сальюза Секунда сегодня, — сказал Хайват. — Нам известно, какой она была много лет назад. Но в общих чертах ты, наверное, прав.

— Думаешь, вольнаибы будут нам помогать?

— Вполне возможно. — Хайват встал. — Вечером я вылетаю на Аракис. Побереги себя, дружок. Ради старика, который к тебе очень привязан. Будь хорошим мальчиком, пересядь сюда, лицом к двери. Я вовсе не думаю, что в замке тебе грозит какая-то опасность. Я просто хочу, чтобы это вошло у тебя в привычку.

Поль поднялся и обошел вокруг стола.

— Ты уезжаешь сегодня?

— Я — сегодня, а ты — завтра. Мы встретимся уже на новой земле — в твоем новом мире, — он взял Поля за правую руку, пощупал бицепс. — Рука, в которой ты держишь нож, должна быть свободна, помнишь? А силовой щит включен на полную катушку. — Он отпустил руку Поля, похлопал его по плечу, повернулся и быстро пошел к двери.

— Суфир! — позвал Поль.

Тот обернулся.

— Пожалуйста, не сиди спиной к двери.

Улыбка осветила морщинистое лицо:

— Не буду, малыш, обещаю.

И он вышел, мягко прикрыв за собой дверь.

Поль пересел на место ментата и разгладил свои бумаги. Всего один день, подумал он. Оглядел комнату. Мы уезжаем. Мысль об отъезде стала вдруг для него зримой, как никогда раньше. Он снова вспомнил слова Преподобной Матери. Она говорила о том, что мир — это сумма множества вещей: люди, растения, грязь, луны, приливы, солнце — и все это вместе называется природой. Смутная идея, никак не связанная с его сейчас. Он задумался: Что такое сейчас?

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату начало протискиваться что-то бесформенное — человек, держащий в руках множество всяческого оружия.

— Джерни Халлек! — воскликнул Поль. — Ты что теперь у нас — оружейник?

Халлек пнул ногой дверь.

— Думаешь, я с тобой буду в игры играть? Знаю, знаю.

Он быстро оглядел комнату, отметил, что в ней побывали люди Хайвата — из службы обеспечения безопасности герцогского наследника. Повсюду были незаметные, только ему понятные признаки.

Поль смотрел, как неуклюжий, некрасивый человек направился со своим оружием к столу. На плече Джерни покачивался бализет.

Халлек вывалил оружие

на стол и принялся его раскладывать — рапиры, кинжалы, стилеты, глушаки, ремни-генераторы силового щита. Чернильный шрам на его нижней челюсти еще более изогнулся, когда он улыбнулся Полю, поднимая лицо от стола.

— Ну, чертенок, у тебя даже не нашлось для меня «доброго утра»! А что за колючку ты всадил в сердце старому Хайвату? Я встретил его в коридоре, он несся с таким видом, словно опаздывает на похороны своего заклятого врага.

Поль улыбнулся. Из всех приближенных своего отца больше всего он любил Халлека — за остроумие и находчивость. Он всегда относился к нему не как к слуге, а как к другу.

Халлек стянул бализет с плеча и начал настраивать.

— Раз уж ты проглотил язык, с этим ничего не поделаешь, — весело сказал он.

Поль встал и вышел на середину комнаты.

— Время для фехтования, а мы никак собираемся заниматься музыкой, а, Джерни?

— Это так у нас нынче разговаривают со старшими? — Халлек взял аккорд, прислушался и удовлетворенно кивнул.

— А где Дункан Айдахо? Мы что, не будем с ним сражаться сегодня?

— Дункан во главе второго эшелона вылетел на Аракис. И все, что тебе осталось, — это бедняга Джерни, который уже ни на что не годен — ни сражаться, ни на бализете играть… — он взял еще один аккорд, наклонил голову к струнам и улыбнулся. — На последнем совете было вынесено постановление: раз уж ты такой никудышный воин, остается только учить тебя музыке, чтоб от тебя хоть какой-то прок был.

— Ну раз так, спой мне одну из своих песенок, чтобы я знал, как не надо это делать!

— Ха-ха-ха! — засмеялся Джерни и, ударив по струнам, запел:

Девочкам с Гамонта Нужен звон монет, А аракианочкам — вода. Лучше каладанских Девок в мире нет, С ними даже горе не беда!

— Не так уж плохо для такой корявой руки. Но если бы мама слышала, что за похабщину ты распеваешь здесь, в замке, твои уши приколотили бы на ворота для украшения.

Джерни подергал себя за левое ухо.

— Неважное украшение! Мои бедные уши давно испорчены скверной музыкой, которую извлекает из бализета один бездарный мальчишка.

— А-а, ты забыл, каково это, когда тебе насыпят песок на простынь, — закричал Поль. Он стащил пояс-щит со стола и застегнул его на талии. — Все, война объявлена!

Глаза Халлека расширились в наигранном изумлении:

— Что?! Ты осмелился поднять свою дерзкую руку? Защищайтесь, милорд, защищайтесь! — Он схватил рапиру и хлестнул ею по воздуху. — Сегодня вам не уйти от безжалостного мстителя!

Поль выбрал себе рапиру, согнул ее в руках, пробуя на изгиб, и встал в стойку. Выставил правую ногу вперед, с комической торжественностью подражая доктору Юху.