Дюна
Шрифт:
— Он думает, что использует нас как орудие своей мести Императору.
— А как он будет вести себя потом?
— Он не задумывается о том, что выходит за пределы мести. Хайват — человек, который должен служить другим, хотя он об этом и не догадывается.
— Я многому научился у Хайвата, — согласился Фейд-Рота и почувствовал, что сказал правду. — Но чем больше я учусь, тем больше чувствую, что нам придется его убрать… и достаточно скоро.
— Тебе не нравится, что он будет наблюдать за тобой?
— Хайват наблюдает за всеми.
— И он может посадить
— Вроде как на арене, — задумчиво сказал Фейд-Рота. — Обманный финт, чтобы скрыть финт, чтобы скрыть финт. И все время приходится следить, как гладиатор наклоняется, как смотрит, как держит меч.
Он кивнул своим словам, отметив, что его речь понравилась дяде, и подумал: Да! Как на арене! А каким мечом я ударю — это я попридержу про себя!
— Ну, теперь ты видишь, насколько я тебе нужен, — хмыкнул барон. — Я еще могу приносить пользу, Фейд.
Меч пускают в ход, пока он не затупится окончательно, подумал Фейд-Рота.
— Да, дядя, — сказал он вслух.
— А теперь, — продолжал барон, — мы пойдем в кварталы рабов вместе. Я хочу посмотреть, как ты своими собственными руками перережешь всех женщин в доме развлечений.
— Дядя!
— Найдутся другие женщины, Фейд. Но я уже говорил, ты должен исправить свою ошибку.
Лицо молодого человека потемнело:
— Но, дядя…
— Ты примешь это наказание и извлечешь из него урок.
Фейд-Рота увидел, что глаза барона горят, как угли. Мне придется запомнить эту ночь, подумал он. А запомнив ее, я буду помнить и другие ночи.
— Ты не откажешь мне, — сказал барон.
А что ты сделаешь, если я откажусь, старый хрыч? спросил про себя Фейд-Рота. Но он знал, что тогда последует другое наказание, возможно, еще более утонченное, более жестокое средство сломить его.
— Я знаю тебя, Фейд. Ты мне не откажешь.
Ладно, подумал Фейд-Рота. Пока ты мне еще нужен. Я это понимаю. По рукам. Но ты не всегда будешь мне нужен. И… однажды…
~ ~ ~
Человеческое подсознание глубоко пронизано потребностью в существовании логически ясной Вселенной, построенной по законам здравого смысла. Но реальная Вселенная, всегда на одну ступень выше логики.
Я не раз сидел лицом к лицу с главами Великих Домов, но никогда не видывал такого огромного и опасного борова, говорил себе Суфир Хайват.
— Ты можешь
Старый ментат посмотрел через стол на барона Владимира Харконнена и отметил про себя, из каких благородных пород сделана столешница. Даже это следовало учитывать при разговоре с бароном, так же как и то, что стены его личного кабинета были красного цвета, что в воздухе висел сладковатый аромат трав, маскирующий тяжелый мускусный запах.
— Ты не позволил мне отправить последние распоряжения Раббану с обычной почтой, — начал барон.
Морщинистое лицо Хайвата оставалось бесстрастным, ничем не выдавая отвращения, которое он испытывал.
— Я всегда что-нибудь подозреваю, милорд.
— Да. Хорошо, сейчас я хотел бы знать, какое отношение имеет Аракис к твоим подозрениям относительно Сальюзы Секунды. Мне недостаточно твоих слов о том, что есть какая-то связь между Императором с его таинственной планетой-тюрьмой и Аракисом. Я спешно посылаю свои распоряжения Раббану, чтобы мой курьер успел попасть на этот суперлайнер. Ты сказал, что не должно быть никакой задержки. Прекрасно. Но теперь я требую объяснений.
Он слишком много болтает, подумал Хайват. Не то, что Лето, умевший сказать все, что надо, одним движением бровей или взмахом руки. Или старый герцог, который в одно слово вкладывал смысл целой фразы. Просто говорящий ком грязи! Его смерть будет благом для всего человечества.
— Ты не уйдешь отсюда, пока я не получу полное и подробное объяснение.
— Вы слишком пренебрежительно относитесь к Сальюзе Секунде, — сказал Хайват.
— Это исправительная колония. Последнее отребье со всей галактики ссылают на Сальюзу Секунду. Что еще нужно о ней знать?
— Условия жизни на планете-тюрьме более жестокие, чем в любом другом месте. Вы слышали, что уровень смертности среди вновь прибывших превышает шестьдесят процентов. Вы знаете, что Император использует там все известные формы угнетения. Вы знаете все это и не задаете себе никаких вопросов?
— Император не позволяет Великим Домам инспектировать свою тюрьму, — буркнул барон. — Но в мои тюрьмы он тоже ведь не суется.
— А любопытство к Сальюзе Секунде… гм… — Хайват прижал костлявый палец к губам, — …не поощряется.
— Значит, ему нечего особо гордиться тем, что там происходит!
По лицу Хайвата пробежала едва заметная улыбка. Когда он поднял взгляд на барона, его глаза блеснули в свете поплавковых ламп.
— И вы никогда не задумывались над тем, откуда Император берет своих сардукаров?
Барон оттопырил толстые губы. Это придало его лицу выражение обиженного ребенка. Он сказал с оттенком досады:
— Почему же… Он их вербует… есть специальные вербовщики, и они набирают…
— Ха! — прервал его Хайват. — А рассказы, которые вы слышали о том, каковы они в деле, это ведь не выдумки тех немногих, кому удалось выжить, сражаясь с сардукарами?