Дюна
Шрифт:
Хайват вздохнул.
Он не мог припомнить, чтобы когда-либо так уставал. Мышцы ослабли настолько, что никакие возбуждающие таблетки больше не помогали.
Проклятые сардукары!
Как обвинение самому себе снова возвращалась мысль о солдатах-фанатиках и об императорской измене, которую они олицетворяли. Будучи ментатом, он уже обработал всю имеющуюся у него информацию и понимал, сколь мало у него шансов предъявить обвинение в этой измене на Совете Ассамблеи, единственном месте, где могла быть восстановлена справедливость.
— Хотел
— А это возможно?
— Путь будет трудным.
«Вольнаибы не любят говорить „нет“», сказал однажды Айдахо.
— Ты так и не сказал мне, помогут ли ваши люди моим раненым? — заметил Хайват.
— Твои люди ранены.
Каждый раз все тот же проклятый ответ!
— Мы знаем, что они ранены, — огрызнулся ментат. — Но кому какое…
— Не горячись, — спокойно оборвал его вольнаиб. — А что скажут сами раненые? Неужели среди них нет ни единого человека, кого бы волновала вода его рода?
— При чем здесь вода? Мы говорили совсем о дру…
— Я все понимаю. Тебе трудно решиться — они твои друзья, твои соплеменники. А сколько у вас воды?
— Не слишком много.
Вольнаиб показал пальцем на дыру в мундире Хай-вата, сквозь которую виднелось голое тело.
— Вы далеко от своего сича. У вас нет влагоджари. Вам нужно очень серьезно решить вопрос воды.
— Чем мы можем заплатить вам за помощь?
Вольнаиб пожал плечами:
— У вас нет воды. — Он посмотрел на людей за спиной Хайвата. — Сколькими ранеными могли бы вы пожертвовать?
Хайват замолчал, в упор уставясь на незнакомца. Он видел, что они разговаривают на разных языках: слова, ответы и вопросы скользили мимо, не цепляясь друг за друга, как это бывает в нормальном разговоре.
— Я — Суфир Хайват, — снова начал он. — Я имею право говорить от имени моего герцога. Я имею право гарантировать тебе вознаграждение за помощь. Мне нужно не очень много — только всего лишь обеспечить безопасность моих людей на то время, пока мы будем мстить за предательство. Предательница считает, что она в безопасности.
— Ты хочешь, чтобы в вендетте мы были на твоей стороне?
— С вендеттой я разберусь сам. Я хочу освободиться от ответственности за раненых, пока я буду ею заниматься.
— Как ты можешь отвечать за раненых? — ухмыльнулся вольнаиб. — Они сами за себя отвечают. А мы, Суфир Хайват, обсуждаем вопрос воды. Мне кажется, ты хочешь, чтобы я заставил тебя принять решение.
Он положил руку на рукоять ятагана, спрятанного под накидкой.
Хайват сразу напрягся: Измена?
— Чего ты боишься? — снова спросил вольнаиб.
Эти люди сбивают с толку своей прямотой! Хайват осторожно заговорил:
— За мою голову объявлено вознаграждение…
— А-а-а… — вольнаиб убрал руку с рукояти. — Ты считаешь нас продажными, как константинопольские
Однако у них нашлось чем заплатить Гильдии больше чем за две тысячи боевых кораблей, подумал Хайват и поежился, представив себе, сколько это может стоить.
— Харконнены — наши общие враги. Разве не следует нам вместе делить все тяготы войны?
— Мы и так делим, — ответил вольнаиб. — Я видел, как ты сражался с Харконненами. Ты умеешь сражаться. Возможно, придет время, когда твое умение нам пригодится.
— Если тебе нужна моя помощь, только скажи.
— Поживем — увидим. Харконненских молодчиков везде хватает. Но ты до сих пор не решил вопроса с водой и не дал своим раненым права решать его.
Нужно быть очень начеку, подумал Хайват. Между нами определенно существует какое-то недопонимание.
Вслух он сказал:
— Ты хочешь научить меня жить по-аракиански!
— Ты рассуждаешь как чужеземец, — в голосе вольнаиба прозвучала насмешка. Он указал рукой в сторону скалы, на северо-запад. — Мы наблюдали за вами, когда вы пересекали пески этой ночью, — он опустил руку. — Ты вел своих людей по пологим склонам дюн. Это плохо. У вас нет влагоджари, нет воды. Долго вы не протянете.
— Непросто жить по-аракиански, — ответил Хайват.
— Верно. Но мы тоже умеем убивать Харконненов.
— А что вы делаете со своими ранеными? — напрямую спросил Суфир.
— Разве сам человек не знает, когда ему стоит спасать жизнь, а когда — нет? — спросил вольнаиб. — Твои раненые знают, что у тебя нет воды, — он склонил голову набок и снова посмотрел на Хайвата. — Всем ясно, что пришло время решать вопрос воды. И раненые, и остальные обязаны подумать о будущем своего рода.
О будущем рода, подумал Хайват. Рода Атрейдсов. Пожалуй, в этом есть смысл. Он заставил себя сосредоточиться на вопросе, которого до сих пор избегал.
— У вас есть сведения о судьбе герцога и его сына?
Ничего невозможно прочитать в этих синих глазах, уставившихся на Хайвата в упор!
— Сведения?
— Ну, что с ними случилось?
— С каждым человеком случается в конце концов одно и то же. С твоим герцогом, насколько нам известно, больше ничего случиться не может. А Лизан аль-Гаиб, его сын, в руках Лита. Лит еще не сказал своего слова.
Так я и знал. Можно было и не спрашивать.
Он обернулся и поглядел на своих солдат. Они уже проснулись и теперь прислушивались к их разговору. Они смотрели в глубь песков, и по выражению их лиц было понятно, что все думают об одном и том же: Каладана им больше не увидеть, и Аракис тоже никогда не станет их домом — он потерян навсегда.