Дюрер
Шрифт:
За изготовлением нового штампа и застал Дюрера юный живописец Ян ван Скорель, прибывший из Нидерландов, чтобы поступить к нему в учение. Порадовало мастера появление Яна в его мастерской: вот как повернулось дело — раньше немецкие художники учились в Нидерландах, а теперь оттуда едут в Германию. Но неудачное время выбрал Скорель. Не мог оставить его у себя Дюрер, так как окончательно и бесповоротно решил отправиться в Нидерланды на поклон к Маргарите. Рассудил здраво: мало ли что может произойти на рейхстаге в Нюрнберге. Ведь может император и разгневаться на город, тогда уж не видеть художнику жалованья. Лучше упредить события. Маргарита должна знать об услугах, оказанных им ее покойному отцу, она заступится за него перед Карлом. Вот почему не услышал молодой
После этой встречи еще больше укрепился Дюрер в мысли о необходимости поездки. Скорель сказал: большое влияние имеет Маргарита на племянника. Впрочем, об этом Дюрер слышал и раньше. Только вот беда — ныне, не получив подарка, даже королевские особы никаких дел не решают. А что может подарить Маргарите он, художник-ремесленник? Только один подарок был у него — портрет Максимилиана. Все-таки память об отце должна быть дорога Маргарите. Взялся теперь Дюрер спешно заканчивать императорский портрет. Весь ушел в работу. Благо о сборах не нужно было думать, ибо Агнес неожиданно заявила, что едет вместе с ним, и начала деятельно готовиться к путешествию. Прежде всего купила толстую тетрадь, в какую купцы обычно записывают свои доходы-расходы. Когда супруга этот фолиант вручала, поинтересовался Дюрер: на какой предмет такой подарок? Услышал, что здесь нужно будет записывать каждый полученный и истраченный пфенниг. Разбушевался. Но Агнес невозможно было переубедить, пришлось смириться. Согласился он и с тем, что поедет с ними и служанка Сусанна: не может же Агнес оставить ее одну с этими шалопаями, то есть Зебальдом и Багтелем!
Отъезд пришлось ускорить — в окрестностях Нюрнберга вновь объявилась черная смерть — чума. Со дня на день могла войти и в сам город. Получил совет Нюрнберга сообщение от Карла V, что-де в связи с чумой решил он проводить первый рейхстаг не в Нюрнберге, а в Вормсе…
ГЛАВА IX,
в которой рассказывается о том, как Дюрер прожил в Нидерландах, добиваясь решения своего дела, как восторженно был принят нидерландскими живописцами и встретил прохладный прием у коронованных особ.
Ехать в Нидерланды Дюрер решил твердо и бесповоротно. Прежде всего из принципа, так как отказ совета города выплачивать ему пожизненную пенсию задел его за живое. Была, однако, и другая причина — страх остаться без средств к существованию к старости, хотя уж это, судя по всему, ему не грозило. Архиепископ Майнцcкий Альбрехт Бранденбургский заказал ему на рейхстаге в Аугсбурге гравюру со своим портретом. Художник выполнил заказ — создал гравюру на меди, вошедшую в летопись его творчества под названием «Малый кардинал». Когда он отправил оттиски и пластину архиепископу, то получил за них двести гульденов золотом и двадцать локтей Дамаска на кафтан. И ведь не один Альбрехт прибегал к его услугам! Но все-таки в письме к Спалатину художник жаловался: «Теперь мои господа не хотят платить мне сто гульденов, которые я должен был получать каждый год в течение всей моей жизни из городских налогов и которые ежегодно выплачивались мне при жизни его императорского величества. Так что под старость я должен терпеть недостаток, и большое время, и труд, затраченные для его императорского величества, пропали даром. И если зрение и верность руки изменят мне, дела мои будут плохи».
Судя по всему, Дюрер чувствовал себя не особенно хорошо. Еще до этого он жаловался на различные болезни, в частности, сохранился рисунок, видимо предназначенный для врача — автопортрет, на котором художник показывает на селезенку, с надписью: «Здесь болит».
Итак, поездка в Нидерланды теперь была делом решенным.
Рано утром 12 июля 1520 года супруги Дюрер покинули Нюрнберг в сопровождении нескольких фур, на которые были нагружены тюки с картинами, гравюрами и прочими товарами для продажи. Так уж повелось у нюрнбержцев, что никогда они не пускались в путь ради собственного удовольствия. Обоз, который приходилось тащить с собою, раздражал мастера. Он предчувствовал конфликты с таможенниками, которым резонно было предположить, что владелец столь большого каравана должен обладать и туго набитым кошельком. Платить придется полной мерой — пошлину за проезд по мосту, пошлину за въезд и выезд из городских ворот, пошлину за проезд по дороге. И так далее и тому подобное.
Так оно и вышло. Когда прибыли в Бамберг, кошелек был облегчен наполовину. От огорчения Альбрехт ни о чем другом не мог говорить с Лоренцем Бехаймом. Тот в конце концов придумал, как помочь делу, и, захватив с собою Дюрера и папку гравюр «Жизнь Марии», отправился к епископу Георгу. Епископ остался доволен подарком и отдал распоряжение оплатить проживание четы Дюрер в городской гостинице, а также выписать от его имени подорожную, которая в пределах его владений освободит их от всяких поборов у застав.
Через неделю Дюреры прибыли во Франкфурт. Альбрехт не намеревался задерживаться здесь надолго и поэтому очень опасался, что Геллер пронюхает о его пребывании в городе и заставит выполнить обещанное — отлакировать алтарь. В другое время сам бы напросился, но только не теперь. Тем не менее скрыться не удалось: Геллер, узнав, что Дюрер находится во Франкфурте, прислал слугу, который передал мастеру подарок — кувшин отменного вина. После этого волей-неволей пришлось отправиться в гости. На обратном пути обещал побыть в городе подольше.
В Майнце погрузились на барку, отправлявшуюся в Кёльн. Опять расходы и пререкания с Агнес, которая считала, что муж переплачивает всем этим живодерам. Мог бы он доказать, что это не так. Все расходы и доходы в виде подарков он добросовестно заносил в тетрадь, хотя этот кумир купеческой добросовестности доводил порой художника до белого каления. С трудом заставил себя вписывать туда денежные расчеты. В Майнце только было разложил тетрадь перед собою и стал собираться с мыслями, как появились посланцы Байта Варнбюллера, родственника того самого Варнбюллера, с которым совершил свое второе путешествие в Венецию. Звали на обед. Хотя и не близкое знакомство, но идти пришлось: в нынешнем положении всякий человек мог оказаться полезен.
Утром, когда побежала барка вниз по Рейну, вновь принялся Дюрер за свою тетрадь: записал, что получил во Франкфурте от живописцев вино и битую птицу, а в Майнце расплатился этим подарком с корабельщиками. А больше, похоже, и писать-то нечего. Скучно! Взгляд невольно скользит вдоль рейнских берегов: пришло на водопой стадо, склонились к воде ивы, вдали на вершине скалы виден замок. Вместо цифр записал кратко для памяти — что видел за эти дни, с кем встречался, о чем говорили. Нашел все-таки тетради применение!
У Семигорья причалили к берегу — сделать привал перед Кёльном. Кроме того, у одного из купцов оказались здесь дела. В здешних горах ломали камень для кёльнского собора. Понурые волы стягивали к баркам огромные белые глыбы. На другом берегу отчетливо вырисовываются контуры могучего замка. По словам старика нищего, топтавшегося возле них в надежде на подачку, в этом замке теперь никто не обитает, а когда-то жил Роланд, паладин Карла Великого, тот самый, что погиб в Испании в борьбе с сарацинами. Старик соблазнял сходить к пещере, где в стародавние времена гнездился дракон, убитый героем Зигфридом. Но для этого нужно было идти довольно далеко в лес. На такую прогулку, неизвестно что сулившую, Дюрер благоразумно не согласился. Прощаясь, старик сказал, что эти горы — последние на их пути, дальше будет равнина. И добавил — когда семь братьев-великанов в далекой древности рыли русло для Рейна, вот на этом самом месте очистили они свои лопаты. А в результате образовалось семь гор. Какие темы для гравюр! Только будет ли время их выполнить?