Дзен футбола
Шрифт:
Подняв планку на недосягаемую для всех высоту, власть обрекает нас толпиться в тамбуре закона, уповая на ее милость, его недосмотр или слепую удачу. Плохо, когда черта, отделяющая правых от виноватых, произвольна. Еще хуже, когда она невидима. Но не легче и тогда, когда она у всех на виду, как дорожный знак или правила парковки.
Зато власти удобно, когда мы, обманывая ее по мелочам, хитрим и мечемся - переходим на красный свет, курим в неположенных местах и уклоняемся от налога. Твердо помня, что грешниками управлять легче, чем праведниками, власть делает первых из вторых, настаивая на своем с усердием, недостойным и лучшего применения.
Когда закон нарушают
Однажды я в этом убедился в заповедных лесах Северной Каролины на берегу горного озера, где, ввиду отсутствия посторонних, я выкупался нагишом. Пока я, безгрешнее Адама, сох на ветру, мне пришло в голову забросить удочку. Вот тут, как цитата из ненаписанной сказки, из чащи вышел инспектор рыбнадзора. Не выказав удивления моим внешним видом, что было даже обидно, он заставил меня достать из воды крючок, на котором желтела улика - нанизанное зерно кукурузы. (Ею кормят молодых форелей, которых именно поэтому можно ловить только на искусственную наживку.) Сперва я хотел плюнуть на штраф, но это происходило в федеральном заповеднике, отчего бумага начиналась как дипломатическая нота: «Соединенные Штаты Америки против Александра Ге-ниса». Не будучи Осамой, я сдался и заплатил.? i,.j;r, i '.Wi;.. '??? i bednye lyudi.doc?;?.?',….
Т
рудно поверить, но ведь я знал тебя еще маленьким: неуклюжий, головастый младенец.
Экранчик - с почтовую открытку. Как раз такой был у бабушкиного телевизора «КВН». К нему приставляли наполненную водой линзу, чтобы лучше разглядеть Хрущева, а мне хотелось запустить в этот телеаквариум золотых рыбок.
Возможно, я был прав. Прогресс все равно идет не туда, куда его посылают.
Посмотри на себя. Разве таким мы тебя растили?
Робкая машинка знаний, ты начинал, как подающий надежды второгодник, а кончил тем, что вступил в беспроволочную связь, причем - с кем попало.
В первый раз войдя в Сеть, я увидал странные письмена на твоем экране: «ОНА ХОЧЕТ, ЧТОБЫ ГЕНИС БЫЛ БОЛЬШЕ».
– Кто - она?
– задумался я.
– Литература? Родина?
– Не Генис, а пенис, - прочел я, надев очки, но было уже поздно бороться с комплексом неполноценности.
Но хуже всего, что ты заставил нас говорить по-своему - без обиняков и понятно, все остальное - делить на два.
Бедные люди! Еще недавно они были венцом творения.
Мы жили нюансами, упивались иносказаниями и читали между строк.
Краски Серова, эзопов язык, передовая в «Правде» - мы все обменяли на твою железную логику. Неудивительно, что играть с тобой в шахматы - все равно, что драться с бульдозером.
Чуя ненависть, ты, втираясь в доверие, сулишь мне, как Мефистофель - Фаусту, диплом За две недели, богатство - за одну и вечную молодость сразу по подписанию контракта. Может, поэтому так суетятся твои мелкие черти, вечно юные компьютерщики, которые врут нам, глядя в твой голубой глаз: «Лопнул но ватерлинии».
И мы обречено бредем в магазин за новой гадиной, которая отличается от предыдущей только тем, что стареет быстрее и живет меньше. На это вся надежда: если так пойдет дальше, они вымрут сами. FROM: computer ТО: alexander genis SUBJECT; Re:bednye lyudi.doc
ERROR 404
•» •
Summer time and the livin' is easy» Сям и там давят ливер из Изи «(Пер. А. Хвостенко)» Т7 ог, - говорят англичане, - сотворил «A3 мир пополудни летом.
С ними трудно не согласиться. Во всяком слу- «чае, в тех неумеренных широтах, где я вырос.» «Летом» здесь назывались каникулы - не взирая I на градусник. Но меня все равно тянуло на Се- «вер. Возможно, потому, что Запад на нас кончал- t ся - пограничным катером на горизонте.
1970-му лето удалось. Страна дружно отмеча- I ла столетие Ленина и не выходила из дома: по ' телевизору показывали «Сагу о Форсайтах».
До всех них, впрочем, мне не было дела. Я еще* не знал, что такое не повторится, но уже об этом «догадывался: тем летом мне довелось познать сво- I болу. Как всякая революция, она застала меня врас-; плох и сделала ненадолго счастливым. Свобода была в беззаконье. Отменяя пространство, время и участкового, она пьянила властью над "обстоятельствами. Достигнув так и не повторившегося баланса, душа входила в тело без остатка. Бездумно радуясь успеху, я шагал с миром в ногу даже тогда, когда шел в другую сторону.
– Свобода, - бормотала интуиция, - это резонанс тебя со средой.
Но и в остальные дни недели свобода не обходила меня стороной. Окончив школу, оставшись без обязанностей, я не торопился с планами, ел через день, спал через два и пил, что льется - когда все смешно, не бывает похмелья. Стоя перед распахнутым настежь летом, я мог выбрать любое направление, потому что судьба, словно ливень, просто не могла промахнуться.
Но мне, как уже было сказано, нравился Север. Собрав на дорогу мелочь, друзей и палатку, я смело тронулся в путь. В те времена ритуал взросления завершал гран-тур по родной истории. Маршрут вел в обход столиц на периферию нации. Теперь я уже сам не могу толком объяснить, чего мы ждали и искали в тех трудных, как паломничество, походах. Но с концом -х, когда метафизическим считался вопрос «Есть ли жизнь на Марсе?», популярные странствия по старинным русским монастырям стали дополнять образование и мешать ему.
В университете из всех предметов мне труднее всего давался «научный атеизм». Возможно, моему успеху в этой безбожной дисциплине мешали северные иконы, впервые открывшие мне странный - неантичный - идеал красоты. Мерой ей служил человек, все черты которого преобразила близость к Богу. В сущности, это тоже была утопия, но она призывала заменить пятилетний платоновский проект платоновской же идеей совершенного в своей нетленности образа. В заколоченных (от греха подальше) монастырях стремились переделать не одну отдельно взятую страну, а каждого отдельно взятого человека. Мне, впрочем, больше нравились ангелы - чертеж перестройки, указующий на ее конечную цель.